ночную пору, – охотно пояснил гостю Дидий. – Страшный, со всклоченными волосами, в окровавленной тунике и адским огнем в выпученных глазах.
– Ты так описываешь этого призрака, словно видел его только вчера, – недоверчиво усмехнулся Феофилакт.
– Видел, – неохотно подтвердил бывший комит финансов. – Он прошел по атриуму из конца в конец, повергнув на пол несчастного Паулина и полдюжины моих слуг. Я сам был близок к обмороку, высокородный Феофилакт, и сохранил сознание только чудом.
– От него веяло могилой, – дополнил рассказ хозяина своими собственными впечатлениями Аппий.
– Ты тоже его видел, сенатор? – удивился византиец.
– Его видели многие, – пожал плечами Дидий. – И многие слышали его слова. В том числе и я.
– И что сказал призрак?
– «Он умрет» – это Скрибоний произнес вон там, у пальмы, и зловеще захохотал, – печально вздохнул Дидий.
– Призрак всегда так говорит, – согласился с хозяином Аппий. – Иные считают, что его слова относятся к сиятельному Оресту, другие – к божественному Олибрию. Но есть и такие, которые указывают пальцем на Викентия Медиоланского и прочат ему участь епископа Амвросия, сиятельного Афрания и многих других людей.
– А что случилось с монсеньором Амвросием?
– Он умер в тот же день, когда предал анафеме сиятельного Марка, а его тело так и не было предано земле.
– Но почему? – поразился Феофилакт.
– Оно исчезло из храма, который охраняли две сотни вагилов, – охотно пояснил Дидий. – Эти несчастные утверждают, что тело епископа унес демон, вырвавшийся из-под земли в ореоле огня.
Все, услышанное Феофилактом в доме Дидия, могло быть бредом либо пьяных, либо больных людей. Но уж очень складным был этот бред. Дидий и Аппий настолько удачно дополняли друг друга, что комит свиты заподозрил их в сговоре. Вот только цели этого сговора он понять не мог. Зачем почтенным римским патрикиям морочить голову послу божественного Василиска? На шутников его нынешние собеседники мало походили. Достаточно было взглянуть на трясущуюся голову сенатора и на ходившие ходуном руки Дидия, чтобы понять, как много эти люди пережили за два последних года и как тяжело им вспоминать страшные подробности убийства несчастного Антемия. Тем не менее они их вспоминали. И наверное, не для того, чтобы развлечь скучающего путешественника Феофилакта. Покидая усадьбу Дидия, комит свиты на всякий случай перебросился несколькими словами с толстым Паулином. Но как только он заикнулся о призраке, глаза управляющего наполнились таким неподдельным ужасом, что Феофилакт в его сторону только рукой махнул, не желая больше мучить несчастного расспросами. Паулин только показывал пальцем на соседний дом и мычал что-то нечленораздельное. Кажется, он упоминал какого-то Марка. Неужели того самого?
– Он что, живет в соседней усадьбе? – спросил потрясенный Феофилакт.
– Да, – затряс головой Паулин. – Он там! Он всегда там.
Разговор византийских послов с сиятельным Орестом начался трудно. Сын Литория сначала попытался обернуть все в шутку. Потом принялся ссылаться на невежество римской черни. Но, наконец, сдался под напором собеседников и угрюмо кивнул головой.
– Мы охотимся за этим авантюристом почти два года, – начал он свой невеселый рассказ. – Первой его жертвой стал сиятельный Афраний. Префекта нашли в подвале того самого дома, о котором ты спрашиваешь, высокородный Феофилакт. С его смерти все и началось. Марк Север очень быстро понял, какую выгоду можно извлечь из суеверий и страхов римской толпы. Он придумал воистину дьявольский план и стал его реализовывать с настойчивостью безумца. Если бы он попытался нам отомстить обычным способом, мы давно бы его схватили. Сил у нас под рукой более чем достаточно. Да и опыта нашим людям не занимать. Но сын матроны Климентины объявил себя посланцем этрусских богов, якобы истинных хозяев Рима. Чернь поверила ему. Этому способствовали и слухи о его таинственном зачатии. Спасибо божественному Валентиниану, вздумавшему поиграть в демонов. Теперь мы расхлебываем то, что он заварил когда-то. Марк поселился в доме Туррибия почти открыто. Несколько раз мы пытались захватить его там. К сожалению, безуспешно. Он уходил от нас подземным ходом. Дважды мы оставляли в этом доме своих людей, и оба раза находили их по утру мертвыми. После такого жестокого урока желающих поохотиться на сиятельного Марка значительно поубавилась.
– А почему вы не сровняете этот дом с землей? – удивился Перразий.
– Чернь нам этого не позволяет, – вздохнул Орест, подливая новую порцию вина в свой кубок. – По городу пустили слух, что этрусские боги не простят римлянам еще одного надругательства над своим капищем. Обыватели, естественно, перетрусили и теперь лягут костьми на пути любого, кто осмелится вторгнуться в святилище. А тут еще нелепая смерть епископа Амвросия…
– Он действительно умер в тот самый день, когда предал анафеме сиятельного Марка? – спросил Феофилакт.
– Да, – поморщился Орест.
– А зачем он похитил его тело?
– Чтобы бросить тень и на покойного епископа, и на всю христианскую религию, – охотно пояснил Орест. – Силы ада не станут похищать тело праведника, а если они его забрали, то, значит, Амвросий грешен, значит, он преступник, от которого отвернулся Бог.
– А кто такой Глицерий? – спросил Феофилакт.
Услышав этот невинный, в общем-то, вопрос, Орест даже зубами заскрипел. Тем не менее он нашел в себе силы, чтобы продолжить прерванный рассказ:
– Глицерий – комит схолы агентов, он один из главных охотников за сиятельным Марком.
– Тогда зачем сын Ратмира объявил его новым императором? – растерянно развел руками Феофилакт.
– Откуда же мне знать?! – взвизгнул Орест. – Возможно, этот дьявол во плоти решил бросить тень на едва ли не самого преданного сторонника божественного Олибрия.
– И ему это удалось?
Орест ответил не сразу. Он довольно долго и старательно гладил свой чисто выбритый подбородок, прежде чем высказать свое мнение по этому поводу.
– Я комиту агентов верю, – сказал он наконец. – Хотя у монсеньора Викентия имеются кое-какие сомнения на его счет. Когда-то Глицерий был чиновником свиты императора Валентиниана и участвовал во многих его забавах сомнительного свойства. В том числе и в языческих мистериях. Епископ Медиоланский полагает, что во время одного из таких обрядов Глицерий, сам того не желая, мог переступить грань, отделяющего христианина от язычника.
– Иными словами, продать душу дьяволу, – холодно бросил Феофилакт. – И теперь демон, с которым он заключил договор, требует от него выполнения взятых на себя обязательств.
– Можно сказать и так, – кивнул Орест. – Божественный Олибрий, надо отдать ему должное, не пошел на поводу у безумного Марка и оставил Глицерия на службе, но былого доверия к комиту агентов у него нет.
– Император знает, что ему вынесен смертный приговор?
– Разумеется, – вздохнул Орест. – Сегодня вечером все преданные божественному Олибрию люди соберутся в его покоях, дабы собственными телами прикрыть императора от грозящей беды. Мы приняли все меры предосторожности. Пищу, которую принимает император, я проверяю лично, то же самое относится и к вину. Олибрию надо во что бы то ни стало пережить нынешнюю ночь. В этом случае слава сиятельного Марка падет в грязь, никто больше не будет слушать незадачливого пророка.
– Мне бы хотелось в эту ночь быть рядом с божественным Олибрием, – сказал Феофилакт. – Надеюсь, он не откажет в просьбе старому знакомому?
– Думаю, присутствие умного человека в императорском дворце не будет лишним, – кивнул Орест.
Глава 6 Приговор
Нельзя сказать, что божественный Олибрий являл собой образец спокойствия в эту ночь, тем не менее он весьма любезно принял Феофилакта, решившего разделить с ним нешуточную опасность. Дворец императора был окружен гвардейцами. По словам Ореста, их было более трех тысяч. Три легиона пехотинцев и тысяча клибонариев находились в резерве и в любую минуту готовы были ринуться на помощь Олибрию. Если Марк решил с помощью городского сброда атаковать дворец, то его затея изначально обрекалась на провал. Все входы и выходы дворца были наглухо перекрыты. Почти все слуги, за исключением тех, которых Олибрий знал лично, удалены. Первый этаж дома и подвал были буквально забиты гвардейцами. А зал, в котором император собирался провести, возможно, последнюю ночь в своей жизни, охранялся двумя десятками отборных телохранителей, готовых разорвать любого, кто рискнет покуситься на их благодетеля. Этим верным натасканным псам Олибрий верил как самому себе. О чем он без обиняков заявил Феофилакту. Кроме телохранителей в зале находились еще несколько мужей из свиты императора, а также епископ Викентий Медиоланский, призванный силой креста отгонять нечистую силу. Среди высших чиновников ростом и благородством осанки выделялся магистр пехоты Юлий Непот. Если верить Оресту, этот человек уже успел отличиться в войне с франками Ладо. Нельзя сказать, что римляне в том противоборстве одержали победу, но Арль и прилегающие к нему земли им все-таки удалось отстоять. Новый комит финансов империи высокородный Аполлинарий тоже приглянулся византийскому послу своей любезностью и умением поддерживать беседу даже в тех непростых обстоятельствах, в которых оказались люди, пришедшие в эту ночь, чтобы поддержать императора. Что же касается магистра двора Евсория, то Феофилакт хорошо его знал еще по Константинополю. Евсорий доводился Олибрию родственником и неизменно пользовался его расположением еще с тех пор, когда император был простым сенатором.
Беседа с самого начала
