Спасибо, мой дорогой друг, за письмо, полученное мною на этих днях — но я не могла вам ответить, так как с 28 декабря лежу в постели и не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Так как я продолжаю отказываться от лекарств, мое выздоровление началось лишь три дня назад, и я тороплюсь вам сказать, что письмо ваше от 26 декабря заставило меня испытать чувство тихой радости, сообщив мне добрую весть об улучшении, которое должно произойти в положении несчастных ссыльных. Но правда ли это, не в одном ли только Петербурге этому поверят? Я стала недоверчива — видишь столько противоречий в том, что происходит перед нашими глазами и слухом, что положительно не знаешь, как себе это объяснять. Зачем вы все беспокоитесь о Над. Осип. — Ольга писала некоторое время тому назад, что здоровье ее поправляется, что она хорошо спит, хорошо ест — чего же вы хотите большего в наши годы? Очень естественно, что она не может поправиться так скоро, как могла бы десять лет назад. Анета болела одновременно со мною лихорадкой и еще не совсем хорошо поправилась, однако же она хочет ехать к вам в Петербург — сейчас она в Голубове. Я же опасалась покидать мое уединение, где в конце концов мне лучше, чем где бы то ни было. Если бы еще воспоминание о тех, кого я люблю, время от времени посещало бы меня здесь. Налет меланхолии, господствующий в вашем письме, проник в мое сердце, и каждый раз, когда я перечитываю ваши строки, это ощущение возобновляется, а знает бог как бы я хотела, чтобы вы были счастливы и довольны. Мне пишут из Петербурга, что Наталья Николаевна продолжает на всех балах оставаться прекраснейшей из прекрасных! Поздравляю ее с этим и желаю еще, чтоб о ней говорили, как о счастливейшей из счастливых. Добрый вечер, мой горячо любимый Александр Сергеевич, моя нежная дружба к вам тоже ведь испытана временем.
Я замедлила, мой дорогой друг, поблагодарить вас за присылку 2-го тома «Современника», чтение которого доставило мне большое удовольствие — но это было в ожидании удовольствия еще большего увидеть вас среди нас. Но прекрасные осенние дни, совсем недавно пришедшие, отдалили эту надежду, если не совсем ее разрушили — разумеется, только на этот год. Ведь господин Павлищ.
Бедная Ольга от этого всего опять разболелась.
Вот уже около 8 месяцев, как я не видела вас, мой дорогой и любимый Пушкин, я не знаю почему, но у меня была надежда, что вы приедете этой осенью, но эта надежда, как и многие другие, вы это знаете, оказалась только иллюзией! Совсем недавно, однако, я имела удовольствие получить 3 книгу «Современника» — он доставил мне двойное удовольствие, — прежде всего как доказательство вашей памяти; а затем превосходное стихотворение, заключенное в нем, унесло меня в прекрасное время нашей зарождавшейся поэзии, которое продолжалось так недолго. Когда я их читала, мне казалось, что тень моего дорого Дельвига улыбается мне...
Чтобы доказать вам, что мы всегда помним о вас — я хотела прислать вам банку крыжовника, но коротенькая зима приостановила отправку людей — которая возобновится вместе с санной дорогой. Треть его дня мой зять сообщил мне письмо, написанное ему с Сергеем Львовичем — где между прочим он нам говорит, что вы не хотите Михайловского. Правда ли это, мой дорогой Александр Сергеич — прошу вас мне это сказать. Надеюсь, вы не думаете, что я сделалась безразличной ко всему, что вас касается — но я по многим причинам хочу знать ваше мнение по этому поводу. И затем бедные мужики в большом беспокойстве, они не знают, кому принадлежат и у кого должны искать покровительства и совета. Если вы решили продать эту землю, хотя сердце мое впадает в грусть при этой мысли, скажите мне это, а также цену, какую вы за нее хотите.
Если госпожа Пушкина продолжает помнить меня, скажите ей, мой дорогой Александр Сергеич, что я желаю ей приятно провести конец этого года и начать длинный ряд прекрасных и счастливых лет — дайте вести о вас старому другу, питающему к вам, поверьте, не менее привязанности, чем вся эта молодежь, которая вам об этом рассказывает чудеса.
Вы не поверите, моя дражайшая Прасковья Александровна, какое удовольствие доставило мне ваше письмо. Я не имел от вас известий более четырех месяцев, и только третьего дня г. Львов сообщил мне их; в тот же день я получил ваше письмо. Я надеялся повидаться с вами осенью, но этому помешали отчасти мои дела, отчасти Павлищев, приведший меня в дурное настроение, так что я не был в таком расположении духа, чтобы приехать в Михайловское для раздела.
К великому сожалению, я был вынужден отказаться быть вашим соседом, но еще надеюсь не потерять это местожительство, которое предпочитаю всякому другому. Вот в чем дело: я предложил сначала взять все имение за себя, обязуясь уплатить брату и сестре за причитающиеся им их части имения по 500 р. за душу...Я отказал ему в этом, заявив, что, если имение стоит больше, я не хочу наживаться за счет сестры и брата. На этом дело и остановилось. Хотите знать, что я желал бы? Я желал бы видеть вас собственницей Михайловского, а себе оставить усадьбу с садом и дюжиной дворовых. Я очень хочу ненадолго приехать этой зимой в Тригорское. Мы поговорим обо всем этом.
В ожидании этого мой сердечный привет вам. Жена благодарит вас за память. Не привести ли мне вам ее? Мое почтение всему вашему семейству, Евпраксии Николаевне особенно.
Какой приятной неожиданностью было сегодня для меня получение вашего письма, мой драгоценный друг; оно пришло очень кстати, чтобы уравновесить мою печаль от известия, что моя бедная Анета больна нервной и желчной лихорадкой, — как раз в то время, когда я думала, что она скоро вернется к нам. Александрина тоже больна, и все это сильно меня удручало, когда ваше письмо утешило меня доказательством, что у вас есть еще дружеское чувство к вашему старому другу. Вы говорите, что не имеете от меня вестей уже 4 месяца; неужели — я не писала вам с сентября? Ваша мысль провести здесь несколько дней так радует меня, но я сомневаюсь, чтобы милая прекрасная женщина захотела сюда приехать, и кто может осудить ее за это?!!
Honni soit qui mal y pense
Павл. — негодный человек да и сумасшедший сверх того. Что до меня, я не хочу Михайловского, а так как вы сын моего сердца, я желаю, чтобы вы сохранили его — слышите ли?., и имейте терпение дочитать — судьба вам его сберегает. Без всякого сомнения, имение стоит не более и не менее как 500 с души. Теперь, не причиняя ущерба никому, ни Ольге, ни Льву, вы можете принять буквально последнее решение Пав. Сумма, которую вы должны им выплатить, не превысит 20 тыс., раз нету полных 80 душ. Ваш отец пишет Борису, что он уступает Ольге свою 7-ю часть имения — так ему бы пришлось 11 душ, 5500. Остальное вы
