потому угадать, в какой точке окажется та или иная конечность сумасшедшего в следующий момент времени, прямо скажем, затруднительно.
Учитывая опыт, полученный еще в давние полицейские времена, я предпочел не заниматься отражением возможной атаки, а сделать очень большой шаг назад, когда незнакомец резким жестом выставил в мою сторону правую руку, кулак которой… Сжимал распятие.
— Именем Господним, изыди!
Матерь божья! Зарыдать или засмеяться? Крестом прогоняют нечисть, насколько я помню. Чертей и демонов. Если говорить совсем уж обобщенно, приспешников дьявола, и сегодня меня уже второй раз записывают в таковые.
— Изыди!
Простенькое распятие, даже не серебряное, такие продают в сувенирных лавках при кирхах, наверное, освященное, но этим его ценность и исчерпывается. Обычная фабричная штамповка. Нет, чтобы пригрозить мне чем-то раритетно-антикварным, вырезанным из мореного дуба или цельнолитого с инкрустацией слоновой костью… Обидно, черт подери!
— Изыди!
Видя, что я не собираюсь оказывать отпор или переходить к нападению, мужчина начал наступать на меня, правда, медленно, словно побаивался собственной смелости. Однако получать распятием по лбу или другой части лица, а может, и тела, не входило в мои скромные планы хотя бы потому, что свежий синяк — не самый пристойный аксессуар для пребывания в светском обществе.
— Вы плохо расслышали? Я предлагаю вам покинуть этот дом.
Доводы разума остались незамеченными. Что ж, настала пора переходить к силовым приемам.
Когда распятие оказалось в опасной близости от моего носа, я накрыл кулак с предметом религиозного культа своей ладонью и легонько сжал пальцы. Мужчина немигающе уставился на соединение наших рук, несколько секунд потратил на осмысление случившегося, а когда очевидное стало осознанным, шатнулся назад, стараясь вырваться из моей хватки. Я усилил нажатие, чувствуя, как углы распятия вдавливаются в кожу, и почему-то прикосновение к дешевой святыньке вызвало у меня брезгливость, словно мои пальцы коснулись чего-то скверного. Или правильнее было бы сказать, оскверненного?
— Мне повторить?
— Отпусти! — взвизгнул борец с нечистью.
— Как пожелаете.
Он едва не упал, когда я разжал пальцы, потому что все это время безуспешно пятился прочь.
— За вашей спиной находится дверь. Будьте так любезны, повернитесь, толкните ее и выйдите вон самостоятельно. В противном случае вас ожидает пинок под зад, хотя, Господь — свидетель: мне не хотелось бы марать копыта.
Мужчина поперхнулся то ли проклятием, то ли словами молитвы. Так и не повернувшись ко мне спиной, видимо, из боязни получить упомянутый пинок, добрался до двери. Посмотрел на потерпевшую поражение в борьбе с нечистью святыньку, все еще зажатую в кулаке, скривился, нашарил дверную ручку и вывалился на улицу, напоследок запуская в меня распятием. Не попал. Наверное, следовало бы отправиться за буяном или сообщить в полицию, но захлопнувшаяся дверь завершила разыгранный спектакль не хуже занавеса.
Я подошел к тускло поблескивающей металлической фигурке, поднял и провел пальцами по гладким изгибам распятого на кривоватом кресте тела.
«Я сделаю это! Я буду приближать царствие твое всем, чем смогу! Моя жизнь принадлежит тебе, только тебе одному… Дай мне узнать твою милость! Прими мое смиренное служение все без остатка!..»
Ты доволен своими детьми, Господи? Не думаю. Но ты любишь их, от первого и до последнего. Любишь без снисхождения, наказывая и награждая их за свершенные земные дела. А как насчет мыслей? Ведь этот человек согрешил в своем сознании намного раньше, чем перенес свой грех в реальность. И возможно, намного сильнее. Он пришел изгонять демона, совершив два смертных греха: в гордыне своей счел себя достойным судить чужую душу и в гневе своем попытался исполнить приговор.
Он верит в тебя, господи. Наверняка, иначе не взывал бы к твоему имени. И в то же время, он осквернил твой Знак намерениями и действиями. Да, распятие может стать оружием, но можно ли нести с его помощью смерть, когда человеку было завещано: не убий?
За короткие часы утра мне были явлены и порок, и добродетель, но право, я бы не решился сейчас решить, кто из них привлекательнее. Честно говоря, они до омерзения похожи. Чем? Своим стремлением к благам, причем стремлением искренним и бескорыстным. И женщина, и мужчина хотели одного: доказать своим кумирам преданность, совершить во имя их нечто грандиозное, заслужить похвалу и уютное местечко в будущей жизни.
Так есть ли разница между адом и раем? И может быть, истинно правы те, кто считает бога и дьявола всего лишь разными масками единого существа. Которое в мудрости и величии своем дает каждому человеку выбор между добром и злом, забывая намекнуть, что радуга, несмотря на свое разноцветье, всего лишь белый свет, показанный с другой кочки зрения…
— Донн. — Долгая пауза, переходящая в новое тихое: — Донн.
Сегодня в салоне настоящий наплыв посетителей. Жаль только, клиентами они не желают становиться. Если так пойдет и дальше, леди Оливия может затребовать выплаченную мне премию назад, а расставаться с деньгами уже не хочется.
— Прошу вас, входите.
Я постарался вложить в приглашение всю возможную вежливость и доброжелательность, но старушка, постучавшая в дверь салона, медлила гораздо дольше предыдущих посетителей, хотя шелест ее мыслей был не в пример упорядоченнее и спокойнее.
— Это ведь тот самый салон, о котором пишут в газетах?
— Да, любезная фрау.
— Я плохо вижу, могла не заметить вывески и ошибиться…
— Вы не могли заметить то, чего нет. Салон «Свидание» к вашим услугам.
— Надеюсь, вы можете их оказать, — со странной печалью в голосе пробормотала старушка, тщательно вытирая о половичок подошвы до блеска начищенных туфель.
— Вы желаете сделать заказ?
— Я… я только хочу спросить. Если можно, — робко добавила она.
— Конечно, спрашивайте.
— Вы поможете мне умереть?
Если бы не два утренних урока, я бы определенно впал в ступор, услышав из уст милой старой женщины столь странную просьбу. Но после знакомства с солдатами армий, воюющих за людские души, сказал только:
— Хм.
— Вы поможете? — повторила свой вопрос посетительница.
— Самое быстрое, что я могу сделать, это напоить вас чаем. Не откажетесь продолжить разговор за чашечкой?
Она немного смущенно улыбнулась:
— Кофе, если позволите. Я с юности привыкла к крепкому черному чаю, знаете, был такой, «Золото колонии», стоил совсем недорого, но брал за душу крепко-крепко… А нынешние сорта слишком изысканны для меня.
— Кофе? Никаких проблем! Пойдемте-ка на кухню.
К счастью, Ева не успела уничтожить остатки запаса молотых кофейных зерен, и спустя несколько минут старушка, с грацией настоящей леди присевшая на краешек стула, уже с удовольствием вдыхала аромат дымящейся жидкости, сотворенной мной с помощью бытовой техники.
— Хорошо пахнет. Даже очень хорошо. Я бы сказала, что вы умеете варить кофе, если бы не этот чудовищный агрегат… Он же все делает сам, верно?
