— Понимаешь, старик, в чем косяк… Не мог ты его пять дней назад чистить, пять дней назад ты тут лежал, и еще в сознание не приходил… Тут обдолбились уже все — и Антон звонил, и Дима, и Блэки твой этот самый… А второй косяк в том, что, зная немного твои интересы, я со стопроцентной гарантией могу сказать, что сто лет тебе не интересны были ни калибр ТТ, ни емкость магазина, и уж точно что у него нет предохранителя и ствол при разборке снимается, — этого ты никак знать не мог! И это меня конкретно гнетет… Нет, гнело… Гнетло… Нагнетало? Тьфу, черт! Короче, это все мелочь. Так, мелкая проверка. Дело в том, что много других мелких моментов, которые ты никак знать не мог! В частности, например, что Паралетов действительно устроился в МувскРыбу, — это было, когда ты уже из комнаты не выходил, лежал; я специально проверил. Да и не знал ты его, он в первом подъезде живет. Ну и прочие… нюансы. Много. Очень много… Можно было бы отмахнуться. Но я не могу — жизнь научила, что надо на детали внимание обращать!.. Быстро — сколько патронов входит в магазин Калашникова??
— Тридцать… Но Толик велел больше двадцати пяти не заправлять, чтобы щадить пружину; и чтоб третий-четвертый — трассеры… Пап, ты что, не веришь мне?
— Сереж… ты, когда все вчера рассказал, я сначала хотел к тебе психиатра вызывать; а я потом стал сопоставлять, — я думал, я умом тронусь! Но потом… Знаешь, есть только одно правдоподобное объяснение… Вернее, оно совсем-совсем неправдоподобное, но хоть что-то; нельзя же всерьез решить, что мы тут с тобой оба чекнулись… Да и не то что «оба», — это любому расскажи, и он про себя к такому же выводу придет! Но! — объяснение есть! Да, кстати. Что, говоришь, я тебе на Новый Год подарил?… Но ТОТ Новый Год?…
— ТТ… То есть нет, ТТ раньше, — нож.
— Какой?
— Бак. Такой… Американский… Бак Найтхоук.
— Ручка какого цвета?
— Черная с зеленым. Пупырчатая такая…
— Вот такой? — отец повернулся, привстал, и что-то достал с полки, и, повернувшись к сыну, продемонстрировал нож.
— Ну да. Он.
— Он… Видишь ли, я его действительно… Случайно совершенно купил, и не показывал. Откуда бы ты знал… При тебе не упоминал… А самому тебе ножи, как и пистолеты, как емкость магазина АК, — триста лет были неинтересны и незнакомы, насколько я знаю! Вот такие вот пирожки с котятами. А объяснить это можно, но сложно… и неправдоподобно. Но если не объяснять — то еще сложнее и неправдоподобней это все будет выглядеть.
— Да как же, пап?…
— Ты лежи, лежи… Не вставай. Тут еще вот какой момент, я тебе сразу-то не сказал… Самый… такой. По сравнению с которым все остальное, знаешь ли… Кто, говоришь, учил тебя обращению с автоматом?
— Толик… Где он?…
— Толик… — отец, наконец, решился, — Дело в том, Сереж, что у меня никогда не было брата Толика. И вообще не было брата. То есть ВООБЩЕ. Понимаешь? Не было и нет.
— Как не было? А кто тогда Толик?…
— Не было никакого брата Толика, я же говорю! Никогда.
Оба помолчали, переваривая сказанное. И Олег продолжил:
— Но кое-что из того, что ты «про Толика» рассказал мне знакомо. Даже очень. И это меня натолкнуло на мысль… Что, говоришь, у него передние зубы — керамика? На ринге, говоришь, выбили?
— Ты же сам рассказывал. Не на ринге, а на татами, в рукопашке, типа…
— Вот… И это тоже. Странно очень. Но объяснимо. Хотя и дико.
— Я ничего не понимаю… Не приезжал он?…
— Не было его. Вообще, никогда. В природе не было у меня брата Анатолия. Соответственно, не мог он тебя учить обращению с автоматом!
— А что было?…
— А было… Было вот что. Серый. Я тебе рассказывал, ну, урывками, конечно, — про 90-е. Как тогда жили, с чего начинали. Что я, молодой и резкий тогда, входил в «бригаду»?
Сергей молча моргнул, показывая, что помнит.
— Вот. Это был не сериал «Бригада», это было все проще и грубее, хотя, пожалуй, и не так уж криминально и кроваво, как в одноименном фильме показано… Не так «круто и весело», да. Хотя… Ладно. Так вот. Был у нас в… в компании один отморозок, в драке зверь-зверем, себя не контролировал ничерта, форменный берсерк. Чеканутый в натуре. И не только в драке. Без тормозов, в общем. Не, не пугайся, он потом уехал куда-то, в Сыктывкар, что ли. К родне. Просто после него, после его «подвигов» появилось в бригаде такое выражение: «Включить Толика», — то есть войти, так сказать, в боевой транс… В натуре, «потерять себя» и драться как полная отморозь, как воплощение одновременно Чака Норриса и Масутатсу Ойямы в лучшие годы, отбивающихся от роя пчел… Вот это у нас и называлось «включить Толика».
— Не понимаю…
— Сереж, это сложно объяснить, я сам это только-только… Но других объяснений не вижу, хоть убей!..
— Да говори… Говори, ну же. Слушаю.
И Олег изложил свою «теорию». Дикую и неправдоподобную, но которая ВСЕ объясняла.
— Толик — это часть моего «я», одна из сторон моей же личности. Теневая, так сказать, часть. Что ты про него рассказывал — дико и немыслимо. Для меня, сейчас, во всяком случае. Но… Кое-что мне знакомо. Из побуждений, хотя бы. Я, знаешь ли, сам иногда хотел бы… Мы сами себя до конца не знаем. Что нами движет, на что мы способны — в тех или иных ситуациях. Когда тихий, незаметный и безобидный бухгалтер становится «лейтенантом Келли», «зверем из Сонгми», приказывая уничтожить целую деревню вместе с жителями. Или педагог идет в газовую камеру вместе со своими воспитанниками, хотя легко мог бы этого и избежать. Словом, много чего… в нас «неизведанного». И иногда, иногда это наше «второе „я“» выходит, вылазит наружу… Мы как-то про это с тобой говорили уже…
— Ты что?… Не так же?
— Молчи-лежи. Я говорить буду. Да. Не так. Но… Дело в том, что и ты — был не здесь.
— А где я «был??.»
— В… Я сейчас дикую вещь скажу, ты только не пугайся, я сам-то думал много сегодня и вчера об этом, оно неправдоподобно, конечно, но… но все объясняет. Ты был в другой реальности. В параллельной, что ли. Реально ты там был, или в бреду на тебя накатило, — я не знаю. Так вот, там… Там, в той, параллельной реальности, «мой брат Толик» — был. Только он не брат — а по сути я. Ну, как сказать? «Другая сторона меня», вот так вот можно сказать. Только он, она, ну, эта «другая сторона моей личности», существовала ТАМ не во мне, а параллельно. Толик. Понял? Только не говори, что понял, я сам до конца не понял, но что-то в этом есть. Значит, все, что ты знаешь и видел в Толике — есть и во мне. Да даже наверняка есть, просто… Просто в нынешних условиях я ЭТО наружу не выпускаю. Оно и «не просится». А «если вдруг»… Ооооо, трудно сказать, что из нас всех «вылезет»… Из меня. Из тебя… Из мамы… Не перебивай! И еще… Видишь ли… Глянь вот — ты раньше просто не обращал внимания; собственно, ты знал, но давно; и забыл… Вот!
Отец щелкнул выключателем надкроватного светильника, и желтый пучок света упал на его наклонившееся к Сергею лицо. Сверкнули желтым зрачки. Он раздвинул губы в оскале, показав зубы, — и щелкнул ногтем по передним:
— Забыл, да? У меня, у меня, Сереж, четыре передних — керамика. Это мне, не какому-то «Толику» их на соревнованиях вынесли! И я тогда драться продолжал. «Включил Толика», как пацаны орали… Вот так вот. Ты знал — но забыл.
От отодвинулся и выключил светильник.
У Сергея опять начало ломить в висках, но он постарался не подавать виду, понимая, что заметь отец его самочувствие — и тут же разговор прервется.
Помолчали.
— А менять магазин подбивом я тоже во сне научился?…
