Мы вылетели из Голландии днём, и через 25 часов аэроплан был на Девичьей пустоши, расположенной на окраине Берлина. На пустоши располагалось стрельбище, и мы опасались, что на звук аэроплана немедленно сбегутся стрелки. По счастью, всё обошлось, и мы спокойно покинули Лилиенталя.
— Похоже, мне придётся превратить Девичью пустошь во взлётную площадку, — задумчиво сказал авиатор. — В любом случае, аэроплан необходимо куда-нибудь поместить на время его неиспользования.
Исаев попросил у Лилиенталя номер телефона, но не поинтересовался адресом, хотя тот жил в Берлине. Зачем ему это было нужно, мы узнали намного позже. Чемоданы были отвязаны, и мы отправились в Берлин.
В первую очередь нам следовало найти еду после такого долгого полёта. Исаев заодно взял взаймы у отважного авиатора немецких денег, и мы пошли в ресторан «Maria Beil»[16] . Теперь перед нами вставала проблема, где найти пристанище.
К северу от Тиргартена немецкая изобретательность едва не лишила меня жизни. Я вместе со спутниками переходил рельсы, думая, что обыкновенная конка. Неожиданно послышался шум, и на меня двинулся вагон, двигавшийся очень быстро, несмотря на отсутствие лошадей. Исаев крикнул «Осторожно!», но я зацепился за рельс. Вагон, остановившись, издал громкий скрежет, Холмс и Исаев оттащили меня подальше. Человек в щегольском костюме, стоявший на задней площадке, посмотрел на меня как на умалишённого, и вагон поехал дальше.
— Я боялся, что вы погибнете, — признался Холмс.
— Что это было, извольте спросить?
— Stra?enbahn[17], — объяснил Максим Исаев. — Электрическая разновидность того, что вы называете… Простите, я не знаю, как вы это называете. У вас Stra?enbahnen не электрические, а конные. Вы видели третий рельс посередине? Судя по тому, что над вагоном не было проводов, электроэнергия передаётся через третий рельс. Вы могли получить удар тока[18].
Дойдя до Шпрее, я твёрдо решил поскорее отыскать гостиницу, пока с нами не произойдёт другая беда.
— Скажите, вы не знаете, где в Берлине хорошая гостиница? — спросил Холмс встреченного нами молодого человека, хотя нам было неважно, в какой гостинице мы будем жить.
— Я с полным основанием предлагаю вам гостиницу «Кайзерхоф», гостиницу класса «люкс»!
— Почему вы предлагаете с полным основанием? — спросил Холмс.
— Гостиница класса «люкс»! 260 номеров с современной роскошной обстановкой! Имеются ванные комнаты и телефон! Паровое отопление, пневматические лифты и газовые плиты!
— Есть ли в «Кайзерхофе» электричество? — спросил я, включаясь в разговор.
— Как вы можете в этом сомневаться, господа? Электричество поступает со второй электростанции на Мауэрштрассе, построенной компанией «Сименс и Гальске»!
Я сдержал улыбку, услышав свой псевдоним.
— Лучше бы вы сказали нам, где находится эта гостиница, — недовольно заметил Исаев.
— На Вильгельмштрассе, к востоку от Тиргартена. Больше вопросов нет?
— Спасибо, мы всё поняли.
Мы добрались до «Кайзерхофа» и нас немедленно записали в список постояльцев. Немца заинтересовала моя «фамилия».
— Если вас зовут Иоганн Сименс, то вы, — обратился он к Исаеву, — вероятно, носите фамилию Гальске?
— Нет, я всего лишь Макс Штирлиц.
— Штирлиц? Редкая фамилия. Вы точно все из Саксонии?
— Мы уже говорили. Не задерживайте нас.
Мы разместились в номере на втором этаже. Действительно, это был роскошный номер. Мы, англичане, в те времена осуждали роскошь, поэтому я больше оценил увиденные нами батареи, ванную комнату, электрическое освещение и дверцу пневматического лифта. Пока нам нечем было занять время. Холмс зажёг трубку, и номер наполнился тонкими кольцами дыма. Я заметил, что постояльцам может не понравится запах табака, и Холмс, спрятав трубку, вышел на улицу. Я стал думать о городе, в который нас занесла судьба.
Берлин также известен под прозвищем «Афины на Шпрее» по названию немецкой реки, протекающей через него в придачу к реке Хафель. Его можно с полным основанием назвать городом музеев, и в одном из них до сих пор демонстрируется «золото Трои». Берлинский диалект довольно примечателен. Например, берлинцы известны в Германии тем, что вместо ich [19] говорят ik. Кроме того, берлинцы, к глубокому сожалению, известны своей бранью.
В одном квартале от «Кайзерхофа» на острове Шпрееинзель расположен Городской дворец, где пребывал самый опасный правитель Европы, кроме тех случаев, когда он жил в Хомбурге. Городской дворец создан Андреасом Шлютером и является одним из выдающихся произведений архитектуры барокко. Через столетие после Шлютера появилось классицистическое убранство помещений дворца. На Шлосс-платц был возведён Дворцовый фонтан. Его украшает скульптура Нептуна, и существовала легенда, что взгляд бога морей действовал на нервы Августе Виктории, ибо был направлен на окна спальни во дворце. Так это или нет, мне неизвестно.
Мои мысли заняли несколько минут. Я выглянул в окно и увидел, что Холмс разговаривает с девушкой в сером пальто и наспех надетой шляпке. С ней определённо произошло нечто из ряда вон выходящее, так как женщине не подобает без сопровождения находиться на тёмной улице.
— Чем вы так расстроены, милая барышня? Надеюсь, я смогу решить вашу проблему.
У входа слышался раздражённый голос. Холмс препирался со швейцаром, который не желал впускать незваную гостью. В конце концов, швейцар уступил, и Холмс вошёл в номер, ведя за руку встреченную им незнакомку.
Моим первым впечатлением было то, что она высокая и очень изящная. Когда Холмс усадил её в кресло, я справедливо подумал, что не часто видел такое же красивое лицо. Передо мной были очень правильные, тонкие черты, изящно очерчённый рот, большие голубые глаза с веерами загнутых ресниц. Девушка сидела в кресле, положив ковровую сумочку на колени и потупив взор. Конечно, Холмс пришёл к совсем другим выводам, которые не могли быть сделаны мной.
— Итак, позвольте представить вам медсестру с раненой кистью правой руки, возвращавшуюся с места работы.
— Как вы это узнали, Холмс?
— Дорогой Ватсон, вы же врач. Посмотрите на кисть руки, и вы заметите, что под перчаткой имеется прямоугольная выпуклость, в которой легко узнать пластырь.
— А как вы увидели медсестру? Этот вывод тоже очевиден для врача?
— Здесь я должен признаться, что имел преимущество в возможности наблюдать и делать выводы.
Медсестра сняла шляпку, и я увидел сестринскую шапочку, наполовину скрывавшую густые золотисто-русые волосы. Конечно, Холмс, в отличие от меня, видел девушку сзади, и только поэтому заметил такую деталь.
— Я была так расстроена, что забыла снять её, — сказала она по-немецки.
— Вы не могли бы поведать нам вашу проблему? — спросил Холмс юную леди с таким видом, словно та сама пришла к нему за помощью.
— Я боюсь рассказывать.
— В чём же дело? Я осмелюсь предположить, что вас обидел сам кайзер.
Я отмечал, что Холмс обладает способностью успокаивать клиентов. И на этот раз ему было достаточно положить руку на руку медсестры и придать своим глазам выражение сочувствия, чтобы та, едва слышно вздохнула и подняла глаза, уже свободные от слёз.
— Вы правы.
