знали?
— Да.
Эйб почувствовал тошноту. Склонившись к коленям, он закрыл лицо руками, моля Бога, чтобы эти вопросы поскорее прекратились. Терренс Кемпбелл тоже был белый как мел, и во всем зале повисла напряженная тишина, хотя все это уже доводилось слышать.
— Сначала всем руководили немецкие врачи, но потом стали привлекаться и медики из числа заключенных. Какое количество персонала было предоставлено в ваше распоряжение?
— Всего около пятисот. И шестьдесят или семьдесят из них были врачами.
— Сколько человек из них были евреями?
— Может, около десятка.
— Но они занимали незначительные должности? Санитары, уборщики и тому подобное?
— Если они были квалифицированными врачами, я использовал их.
— Но немцы этого не одобряли, не так ли?
— Да, немцы не одобряли.
— И количество евреев-медиков явно не соответствовало их процентному содержанию среди заключенных?
— Квалифицированных врачей я использовал по их прямому назначению.
— Вы не ответили на мой вопрос, доктор Кельно.
— Да, количество еврейских врачей было непропорционально мало.
— И вы знали суть и кое-чего другого, что делали Восс и Фленсберг. Эксперименты с раком шейки матки, изучение возможностей стерилизации путем введения содовых растворов в фаллопиевы трубы. И другие эксперименты, ставящие себе целью найти уязвимые места своих жертв.
— В точности мне, ничего не было известно. Я посещал пятый барак только с целью операций, а потом шел в третий барак выхаживать пациентов.
— Хорошо. Обсуждали вы положение дел с француженкой, врачом Сюзанной Парментье?
— Я не припоминаю такую.
— Заключенная, врач, из французских протестантов. Психиатр. Ее фамилия была Парментье,
— Милорд, — вмешался сэр Роберт Хайсмит, в его тоне слышались саркастические нотки. — Нам всем достаточно хорошо известно о зверствах в Ядвиге. Мой ученый друг, по всей видимости, пытается доказать, что на сэре Адаме лично лежит вина за отправку людей в газовые камеры и за прочие жестокости немцев. Я не вижу смысла в его вопросах.
— Да, надо было бы уточнить, — сказал судья.— К чему вы клоните, мистер Баннистер?
— Я предполагаю, что, несмотря на весь ужас Ядвигского концентрационного лагеря, в нем были определенные разряды заключенных и некоторые узники считали себя выше остальных. В нем существовала своеобразная кастовая система, и привилегии даровались тем, кто работал вместе с немцами.
— Понимаю, — сказал судья.
Поколебавшись, Хайсмит сел, не скрывая беспокойства от настойчивого стремления Баннистера развить эту тему до конца.
— Итак, — продолжил Баннистер, — я держу в руках копию документа, сэр Адам, озаглавленную «Прошение о помиловании». И я хотел бы представить ее милорду и присяжным.
Хайсмит просмотрел ее, кивнул в знак того, что не имеет возражений, и секретарь суда раздал копии судье, присяжным и одну — сэру Адаму.
— В своем прошении вы утверждаете, что являетесь помощником полковника СС доктора Адольфа Восса и полковника СС доктора Отто Фленсберга.
— Под помощником я имел в виду...
— Да, в самом деле, что вы имели в виду под «помощником»?
— Вы пытаетесь исказить смысл совершенно обычного слова. Они были врачами и...
— ...и вы называете себя их помощником. Вы, конечно, внимательно перечитывали это прошение о помиловании, Ваш адвокат, должно быть, изучил, его строчка за строчкой.
— Слово «помощник» вкралось туда случайно, это описка.
— Но вы знали, чем они занимались, что явствует из ваших показаний, вы знали, какое обвинение было выдвинуто против них после войны, и тем не менее вы утверждаете, что сотрудничали с ними.
Баннистер взял со стола другой документ, пока Адам устремил взгляд к - часам в тщетной надежде увидеть, что подходит время перерыва. Помолчав, Баннистер снова заговорил:
— Тут у меня выдержки из обвинений против Восса. Признает ли мой ученый коллега идентичность этой копии?
Просмотрев документ, Хайсмит лишь пожал плечами.
— Мы слишком далеко углубляемся в события военных лет. Пользуясь этим обвинением, другая сторона, хочет доказать, что ужасные дела, которыми занимались обвиняемые, имеют прямую связь с моим клиентом.
— Прошу прощения, одну минутку, — сказал Баннистер, поворачиваясь к О'Коннору, который рылся в грудах бумаг на столе перед ним. Одну из них он протянул Баннистеру.
— Вот тут есть свидетельство, которое вы дали под присягой, доктор Кельно. Оно было принесено присяжному комиссару, и параграф первый и два листа документа имеют отношение к вашему делу. Это ваша подпись, доктор Кельно?
— Я не знаю, что сказать.
— В таком случае проясним суть дела. Обращаясь в суд, вы представили ряд документов, свидетельствующих в вашу пользу. Среди них вы представили и обвинение в адрес Восса. Вы сами.
— Если мой адвокат счел его необходимым...
— Когда вы представляли данный документ для подкрепления своего иска, вы считали его убедительным доказательством, не так ли?
— Пожалуй что да.
— А теперь я хотел бы зачитать суду отрывок из обвинительного акта против Восса.
Судья посмотрел на Хайсмита, который проглядывал текст обвинения.
— Возражений не имею, милорд, — процедил он сквозь зубы.
— «Штаб-квартира фюрера, август 1942 года, секретный документ рейха; единственный экземпляр. 7 июля 1942 года в Ядвигском концентрационном лагере состоялась встреча между докторами Адольфом Воссом, Отто Фленсбергом и рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером по вопросу о полной стерилизации еврейской расы. Было достигнуто соглашение, что ряд экспериментов должен проводиться на здоровых половозрелых евреях и еврейках». Далее, доктор Кельно, в вашей подборке документов есть письмо от Восса в адрес Гиммлера, в котором Восс утверждает, что для претворения в жизнь своей программы облучения ему нужна как минимум тысяча лиц, чтобы получить удовлетворительные результаты. Доктор Кельно, вы утверждали, что и вы, и доктор Лотаки оперировали или ассистировали примерно в двух дюжинах случаев. Что же произошло минимум с девятьюстами семидесятью шестью другими лицами, о которых говорилось в письме Восса?
— Не знаю.
— С какой целью вы представили это письмо в качестве доказательства?
— Только для подтверждения того, что я жертва. Это делали немцы, а не я.
— У меня есть все основания предположить, что были проведены еще сотни и сотни операций, о которых вы не упоминаете.
— Может быть, их делал тот еврей, Дымшиц, почему он и был отправлен в газовую камеру. А может, это дело рук Тесслара.
— Вы не можете не понимать, что тут всего лишь ваше слово против слов Тесслара, потому что все истории болезни исчезли.
— Я должен самым решительным образом возразить, — вмешался сэр Роберт. — Вы не имеете права ссылаться на записи, которых не существует в природе. — Он повернулся к судье. — Мистер Баннистер спросил сэра Адама, сколько операций тот провел, и сэр Адам исчерпывающе ответил.
— Мистер Баннистер, — сказал судья, — я хотел бы обратить ваше внимание на то, что время от
