времени ваши вопросы перемежаются комментариями.
— Прошу прощения, милорд. В программе массовой стерилизации быстрота операций играла существенную роль для тех целей, которые ставили перед собой немцы. Можно ли предположить, что решение было принято до того, как Воссу продемонстрировали, как быстро можно осуществить оперативное вмешательство?
— Скорость, с которой я оперировал, ни в коей мере не могла повредить пациенту.
— Но разве вы на самом деле не гордились быстротой, с которой могли извлекать еврейские яичники, и разве у вас не было желания продемонстрировать свое мастерство перед Воссом?
— Милорд, — сказал сэр Роберт, — я должен решительно возразить. Мой клиент всего лишь утверждал, что быстрота, с которой он работал, не угрожала его пациентам.
— Я снова должен предостеречь вас, — сказал судья. Он повернулся к членам коллегии присяжных, в первый раз дав им почувствовать ту власть, которой располагает. — В адрес доктора Кельно были обращены косвенные намеки обвинительного характера. Я хотел бы убедительно посоветовать вам, чтобы, когда придет время, вы оценили, что является существенным, а что нет.
Баннистер не моргнул и глазом.
— Припоминаете ли вы доктора Сандора?
— Сандор был еврейским коммунистом.
— Нет. Сандор был католиком и не состоял членом никакой коммунистической партии. Он был одним из ваших врачей. Вы припоминаете его?
— В определенной мере.
— И помните ли вы разговор, в ходе которого вы сказали Сандору: «Сегодня я выскреб не меньше двадцати пар еврейских яиц?»
— Я никогда не говорил этих слов. Сандор был членом коммунистического подполья, который мог обвинить меня в чем угодно.
— Я думаю, что пришло время объяснить милорду и присяжным, что представляли собой два подпольных движения в Ядвиге. Вы упоминали о своем подполье как о националистическом, не так ли?
— Да.
— Из кого оно состояло?
— Из людей, оказывающих сопротивление немцам, выходцев из всех стран оккупированной Европы.
— Это, как мне кажется, не соответствует истине. Я предполагаю, что девяносто пять процентов членов вашего подполья составляли поляки и в нем пользовались влиянием и властью только те, кто в прошлом был офицером польской армии. Согласны ли вы с этим?
— Не могу утверждать. Не помню.
— Можете ли вы припомнить какого-нибудь чеха, датчанина или югослава, который занимал бы руководящее положение в вашем подполье?
— Нет.
— Но польских офицеров вы помните,
— Кое-кого.
— Да, кое-кого из тех, кто ныне присутствует в зале суда и может свидетельствовать в вашу пользу. Я предполагаю, доктор Кельно, что националистическое подполье в стенах Ядвиги представляло собой то же самое довоенное собрание офицеров, пронизанное антисемитскими настроениями.
Кельно ничего не ответил.
— Вы упоминали коммунистическое подполье. Разве оно не носило интернациональный характер?
— Оно состояло из коммунистов и евреев.
— А также из некоммунистов и неевреев, которые превосходили кучку польских офицеров не менее чем в пятьдесят раз и которые в равной мере представляли свои страны, оккупированные немцами. Разве не так?
— Главную роль в нем играли коммунисты и евреи.
— Были ли в послеоперационном периоде случаи кровотечения, причиной которых являлась скорость, с которой проводились операции? — спросил Баннистер, в уже привычной манере внезапно меняя тему допроса.
Кельно отпил воды из стакана и вытер взмокший лоб.
— Если хирург достаточна квалифицирован, скорость часто уменьшает возможность шока.
— Давайте-обратимся к середине 1943 года, когда доктор Марк Тесслар прибыл в Ядвигу. Вы уже были не санитаром, которого били немцы, а врачом, который пользовался большим авторитетом и властью.
— Под руководством немцев.
— Но вы совершенно самостоятельно принимали решения. Например, кого отправить в больницу.
— Я все время стоял перед необходимостью преодолевать сильное давление.
— Но ко времени появления доктора Тесслара вы находились в постоянном контакте с немцами. Они вам полностью доверяли.
— Лишь в определенной мере.
— И как складывались ваши отношения с доктором Тессларом?
— Я знал, что Тесслар был коммунистом. Восс приказал доставить его из другого концлагеря; у него были свои взгляды. При встречах я был с ним достаточно вежлив, но, как говорится, старался держаться от него подальше. Я не имел с Тессларом никаких дел.
— Я же предполагаю, что между вами нередко проходили разговоры, потому что на самом деле вы совершенно не опасались Тесслара, а он тщетно старался раздобыть побольше пищи и лекарств для послеоперационных жертв, о которых он заботился. И я предполагаю, что вы именно ему сказали, что провели около двадцати тысяч операций, на которых оттачивали быстроту действий.
— Можете предполагать все, что угодно, пока у вас голова не отвалится, — взорвался Адам.
— Что я и делаю. Итак, доктор Тесслар заявил, что в один ноябрьский день 1943 года вы за один прием провели четырнадцать операций. Восемь мужчин, семь из которых были датчанами, подверглись кастрации, или ампутации яичек. И на том же операционном столе вы извлекли яичники у шести женщин. В бараке стоял такой крик, что эсэсовцы были вынуждены послать регистратора, некоего Эгона Соботника, за доктором Тессларом с требованием прибыть в пятый барак и успокоить пациентов, нока вы оперируете.
— Это откровенная ложь. Доктор Тесслар никогда не показывался в пятом бараке, когда я там оперировал.
— И к тому же доктор Тесслар утверждает, что вы никогда не делали спинномозгового обезболивания, не анестезировали операционное поле и тем более не впрыскивали морфий перед операцией.
— Это ложь.
— А теперь обратимся к овариэктомиям, изьятию яичников, как явствует из заявления доктора Тесслара. Давайте на минутку забудем о его утверждениях и проследим ход обыкновенной операции такого рода. Итак, вы делали разрез стенки брюшной полости. Правильно?
— Да, после того, как пациента мыли, брили, я ему впрыскивал морфий и проводил спинномозговое обезболивание.
— Даже тем, у кого были серьезные ожоги после облучения.
— Я не делал исключений.
— Затем вы вводили в брюшную полость хирургические Щипцы, приподнимали матку, вводили далее щипцы между яичниками и фаллопиевыми трубами, после чего отрезали яичник и бросали его в емкость.
— Более или менее так я и поступал.
— Я предполагаю, доктор Кельна, что по завершении операции вы, не заботились зашить, как полагается, отрезок яичников, матку и кровеносные сосуды.
— Это неправда.
