— Мы ещё поглядим кто кого! — мрачно процедил он сквозь зубы.
Пошатываясь поднялся, оперся спиной о шершавую стену, вгляделся в сумерки. Куда идти? Вперед! Надо разыскивать Алену. Всё остальное потом.
Иван вгляделся вдаль. Пустыня. Какой же это полигон! Только для бронеходов? Но тем подавай нагромождения скал, перевалы, болота, отвесные стены — для них плоскость не полигон. Нет, Алёна ещё не пришла в себя, вот ей и мерещилось всякое… Иван поймал себя на том, что подумал о ней в прошедшем времени, и вздрогнул. Никакой это не полигон! Обычная пустыня!
Он взглянул вверх — стена уходила на достаточную высоту, метров на сорок, и на вершине её виднелись полуразрушенные зубчики. Искусственное сооружение! И всё равно — не похоже всё это на центр заколдованной планеты, на мир за семью замками. Это скорее спящий мир. Неужели его опять отбросило назад и все труды, лишения, боли насмарку?!
— Это мы ещё поглядим, — со злым остервенением повторил Иван.
В пяти метрах от себя, на куче щебня и мусора он увидал рубаху. Она была в крови. И всё же Иван поднял её, натянул через голову на тело.
Попутно он отметил, что Программа, сработав быстрехонько-скорехонько, растворилась невесть где, вместо того, чтобы стать путеводным клубочком.
Сволочи! Он ещё доберется до них! Он сам им такую программу вставит, что… да ладно, это потом.
Иван поплевал на руки. И полез на отвесную стену.
Поверхность была усеяна щелями, выбоинами, выступами. И потому он полз вверх без особого напряжения сил. В обычном своем состоянии он взлетел бы на эту стеночку мигом. Но страшная усталость сказывалась. Руки и ноги плохо слушались его — они подчинялись ему так, как подчиняются руки и ноги обычному смертному, занимающемуся бегом и зарядкой не больше трёх-четырёх раз в неделю. Для десантника-смертника это было почти ничто, почти полный отказ. Но выжидать час-другой он не мог. За этот час с Аленой могло случиться самое страшное. Даже думать не хотелось, что с ней могло случиться.
Ночь, сумерки, беззвездное небо. Где может постоянно быть беззвездное небо? Только под колпаком! Колпак? Иван чуть не разжал пальцев, чуть не полетел вниз. Он уже бывал когда-то под колпаком. Причем тот колпак, на Хархане, точнее, в Системе, был не просто «колпаком», а невероятной чудовищной вязью многопространственных сфер-крыш, закрывающих Систему от посторонних и большей части своих. Система? Иван вспомнил, что там была система и Система. Что они каким-то образом уживались друг в друге, не являясь единым целым. Вот в чём штука. Квазиярусы! Да разве в них разберешься! Всегда идешь в одном направлении, погружаешься, углубляешься, но не знаешь точно — во внутренние миры твой путь или во внешние. Там столько всего, чему ещё не придуманы на Земле названия, что и обозначить-то эти вещи невозможно. Колпак! Многопространственный, многомерный, закрытый со всех сторон колпак. Но в нём есть «форточки»! Иван вспомнил — он сам пользовался этими непонятными «форточками». Пользовался, да. Но открывал их для него всегда кто-то другой. Тот, кто его вел по сложным мирам, по Хархану, Меж-Арха-Анью, Хархану-А и Харх-А-ану. Теперь он почти всё видел — зримо, чётко. Нет, нельзя видеть! Нельзя вспоминать! Они, эти твари, могут считать из его мозга всё! Надо отвлечься, не думать. Но как не думать?! Это же невозможно. Это страшно!
Темнота, сумерки. Иван оглянулся назад, на пустыню. И поразился. По всем законам природы горизонт должен был отдаляться вместе с его подъемом. Но происходило наоборот — полоска видимой в полутьме земли казалась совсем крохотной, в несколько саженей. Будто он поднялся над планетой на огромную заоблачно-космическую высоту. Ну и пусть! Иван ко всему привык. Значит, здесь так. И всё! Оставалось совсем немного — три метра, два, метр… Иван подтянулся, перебросил тело через зубчатый край… неожиданно упал ни что-то мягкое, пружинистое, прорвал его. И чуть не ослеп. Никакой ночи! Над головой, в вышине сияло малиновое солнце, которое было раза в три крупнее земного. Нежно-оранжевые небеса резали глаз. А внизу, под стеной, ослепительно гладкой и надраенной до блеска, а вовсе не шершавой, кишмя кишело что-то пестрое и подвижное. Иван не сразу понял, что. А когда разглядел получше, ему — захотелось назад — во тьму, в сумерки, в заколдованный лес, в утробу, в хрустальный колодец — куда угодно, только подальше от этих мест.
— Мать моя! — вырвалось у него невольно.
Он никогда в жизни не видел скопища подобных уродов и уродцев, монстров и монстрищ, выродков и чудовищ. Он держался за поблескиващие белым нереальным блеском скобы, вделанные в стену без малейших следов шва, и глядел вниз. Скобы, стройной лесенкой без ограждения, вели прямо в широченный ров — геометрически правильный, имеющий форму полукольца, огибающего стену. Может, это был и не ров, а что-то другое: ниша, траншея, улица, спланированная безумцем-модернистом, разверзшийся туннель… неважно. Главное, что это всё было забито копошащимися, наползающими друг на друга, жрущими друг друга, гадящими друг на друг чудищами всех видов и размеров. Чудища разевали пасти, клювы, глотки, исторгали дикие звуки, рвали друг дружку на куски. Но не виделось в этом и подобия злобной и решительной схватки за жизнь, борьбы, охоты. Делалось всё вяло, нехотя, будто чудища находились в полуспячке или, может быть, просто бесконечно устали от кишения и возни.
Не перепрыгнуть. Не обогнуть. Чего хочешь, то и делай. Иван сунулся было наверх. Но уперся головой в твердую и прозрачную преграду, даже намеком не напоминавшую упругость и мягкость той штуковины, что его пропустила сюда. Опять фильтры! Бред!
Надо что-то делать. Но по гладкой и блестящей стене больше двух десятков метров не проползет даже десантник экстра-класса. Вниз? Лучше уж голову расшибить о стену или просто отключить сердце и помереть прямо тут, на верхотуре, а падать вниз трупом — бесчувственным и равнодушным ко всему.
И всё-таки надо вниз! Висеть на скобе глупо, бессмысленно.
Иван спускался осторожно, медленно, предчувствуя, как обрадуются эти уроды, как начнут облизываться, щелкать зубищами, а потом и жрать его, созданного не в пример им по образу и подобию Господа Вседержителя. И от мысли этой засветились перед глазами Золотые Купола, вспомнилась Земля, родная, милая, добрая Земля. Вспомнилось и что-то важное, главное — Храм, высоченные своды, последние слова напутствия и маленький крестик на груди, крест, согревавший душу. Иван словно прозрел. Как он мог забыть всё этот ведь он обрел просветление именно перед отлетом на Хархан! Именно доброта и вера вели его в лабиринтах Системы, а вовсе не злоба и жажда мщения. Вот как!
А где же крест? Он провёл рукой по груди, вспоминая, что за последние месяцы не раз вот так проводил ею. Не было ничего! Они отняли у него веру.
Нет! Они хотели отнять, но не смогли. Господи, ты всемогущ и всемилостив!
Ты дал память о Себе в столь страшную минуту. Так укрепи же в помыслах и поступках! Не дай отвернуться от тягот и лишений! Дай достойно встретить смерть!
Иван спускался вниз. Он уже ловил на себе жадные взгляды омерзительных чудовищ, каких не могла создать природа. Он не боялся их. Он готов был умереть в схватке. Он наделся, что сможет по их спинам, лбам, рогам, мордам, добраться до края рва, выпрыгнуть наверх — пусть и небольшой шанс, один из ста тысяч. Но он рискнет!
Когда до разинутых отвратительных пастей оставалось три метра, Иван оттолкнулся от скобы, на которой стоял, прыгнул чуть влево, прицеливаясь прямо на спину огромной фиолетовой жабы с тремя хоботами, торчащими из-под глаз. Оттолкнулся… сильно ударился сначала ногой, а потом боком о невидимую преграду, полетел вниз, цепляясь за скобы, разбивая в кровь руки.
Ему удалось остановиться метров через десять. Он повис на очередной скобе, тяжело дыша, оглядываясь, не понимая ничего.
Десятки ужасных рож смотрели на него, тянулись к нему. Щупальца, когти, зазубренные гарпуны, хвосты, всё готово было схватить его, пронзить, раздавить, пожрать. Но не могло. Ивана отделяла от чудовищ стена, прозрачно-невидимая стена. Он никак не мог поверить в это маленькое чудо, спасшее ему жизнь. И только значительно позднее сообразил: те, кто делал всё это — стены, скобы, рвы и прочее — просто-напросто позаботились о своей безопасности: аварийный спуск-подъем они то ли закрыли прозрачно-невидимым кожухом, то ли окружили силовым защитным полем. Вот и всё! Иван рассмеялся в полный голос. Давненько он так не хохотал. Он даже чуть снова не свалился с лестницы, еле удержался. Вместе со смехом к нему вернулись силы. Он почувствовал, что ещё способен кое на что. И лишь всплывшее
