перед глазами лицо Алены заставило его умолкнуть. «Нам не выбраться отсюда! — прозвучало в ушах. — Здесь нет выхода, только вход.»
Иван с ненавистью поглядел на брыластого стоглазого скорпиона, который без устали долбил своим хвостом-гарпуном в барьер. Эх, гадина, выдрать бы тебе твое поганое жало, да некогда!
Он больше не оглядывался. Он не хотел смотреть на копошащихся уродов.
Через несколько метров спуска лестница оборвалась столь же внезапно, как и началась. Иван попал в пустой белый коридор с овальными стенами, полом и потолком. Это была скорее труба, но не круглая в сечении, а яйцевидная.
Иван не стал разглядывать стены, голые и неинтересные, не до того было — он припустился вперёд, не жалея ног. И через считанные минуты уперся в прозрачно-невидимое препятствие.
— Чёрт бы вас всех забрал… — начал было он длинную ругательную тираду.
Но закончить не успел. Его стало поднимать вверх. Узенькая площадочка, на которой он стоял, была лифтом-подъемником. Иван не успел разобраться в обстановке, как с ним повторилось уже бывавшее неоднократно — голова его уперлась в нечто мягкое, обволакивающее и упругое, прорвала его… и Ивана выбросило на поверхность. Грязную, сырую, вонючую поверхность.
Он сразу понял, что это не труба с её стерильными стеночками, это совсем другое — и встреча тут могла быть другой. И потому он вскочил на ноги, готовый дать отпор кому угодно.
Огромные кучи полужидкого расползающегося мусора, всякой гадкой и отвратительной дряни окружали его со всех сторон. И то, что он принял было за движения живых существ, было лишь сползанием, оседанием, креном этих слизистых куч. Ивана чуть не выворотило наизнанку. Ему показалось, что кучи навалены не просто из мусора, а из отходов Какого-то паталогоанатомического заведения. Он пригляделся. Да, это были плоды деятельности десятков, если не сотен вивисекторов. Кучи состояли из выдранных аорт, селезенок, хрящей, жил, сосудов, сердец, почек и прочих органов; несоразмерных и уродливых, разбухших и ссохшихся. Всё это воняло, прело, мокло и разлагалось… всё это шевелилось, что было особенно противно.
— Вот это да! — изумленно выдохнул Иван и зажал нос. Ему сразу вспомнилась откушенная чудищем женская голова — как она выпала из пасти, ударилась гулко о плиты, покатилась, оставляя кровавый след. Вспомнились хруст костей, чавканье, сопенье. Нет. Надо бежать отсюда! Это страшный мир!
Человеку в нём делать нечего! Недаром этот сектор во Вселенной считался закрытым, его не зря называли Сектором Смерти, сюда не допускался ни один звездолет, ни одно подпространственное судно. Нельзя!
Сюда нельзя приходить человеку! Но как же быть, если тут уже есть люди?! Бросать их на погибель?! Неважно, как они сюда попали — сами ли, нарушив все запреты, или же их забросила в мир ужаса чья-то недобрая воля, неважно. Это люди! И их надо спасать!
Иван, оскальзываясь на мокрой и липкой дряни, медленно побрел между кучами. В глазах у него всё мельтешило и прыгало. И это называется Пристанищем. И этот мир, который больше, самой Вселенной и часть которого Земля?! Нет!
Кучи потрохов упирались в чёрную растрескавшуюся стену. Обходить её не хотелось. И Иван с двух заходов на третий вскарабкался наверх, на холодную, но сухую площадку. Он снова попал под тёплые лучи малинового солнца. И немного воспрял душой. Правда, ненадолго. Где тут искать Алену? И вообще, здесь ли она? Может, она осталась там, в пустыне, возле мертвых монстров-здоровяков. А может, где-то в другом месте её терзают и пытают местные вивисекторы. Всё может быть.
Нет! Сюда надо две дивизии штурмовиков. Только они смогут навести порядок в этом пристанище смерти. Только они!
Иван сделал ещё несколько шагов, придерживаясь рукой за шершавую стену. И снова ткнулся во что-то упруго-мягкое. Но на этот раз он сразу же замер, подался назад. Ему надо было разобраться во всех этих штучках.
Огляделся. Внизу, под стеной, нескончаемыми неправильными рядами извивались и мокли кучи чьих-то внутренностей, там была тень, сырость, смрад, туда не пробивалось ни лучика. Кучи таяли в тумане отвратительно-густых испарений. Где гадостным отбросам приходил конец, не было видно. Здесь же на стене, точнее, на уступе, переходившем на новую стену и имевшем множество неправильной формы площадочек, выступов, впадин; было сухо и тепло. Но глазу не на чем было остановиться. Стена и стена, её лбом не прошибешь и в обход не обойдешь…
Иван осторожно вытянул руку, сунув палец в упругую преграду.
Палец завяз в ней, но не прошел насквозь. Тогда он приложил ладонь. Но и ладонь не проходила — она сначала вдавливалась в мягкую поверхность невидимой преграды, но через несколько сантиметров натыкалась на что-то плотное. Преграда не хотела пропускать человека по частям. Только полностью, целиком, всего. Иван приблизился к ней, прижался всем телом. И ощутил, как его обволакивает тёплым и мягким. Он сам не заметил, как произошел переход — ведь он не сделал вперёд ни шага. Но преграда разом пропустила его, сместившись назад. И открылось…
Открылось Ивану страшное зрелище. Он даже качнул головой, будто отгоняя наваждение. Да только никаких наваждений-фантомов не было. Явь открылась его взору.
Сотни три ступеней пирамидой бежали вверх, обрывались у широкой и плоской площадки, обрамленной столбами-колоннами… Нет, это были не колонны, Иван разглядел, это были идолы с уродливо-жестокими лицами огромные каменные идолы, сделанные в виде колонн, подпирающих тяжеленные, многоступенчатые и многоэтажные своды нелепой и сказочной конструкции. Но не в них была суть, хотя они и бросались в глаза первыми, как самое крупное и величественное во всей Открывшейся картине. Главное происходило под ними.
Возвышенная площадка с причудливо-уродливыми ограждениями обрывалась крутым, выдающимся вперёд раздвоенным мостом-уступом. Это сооружение нависало над тем рвом, в который Ивану так и не удалось попасть. А во рву копошилась та самая, знакомая Ивану мерзость. Причем копошилась она как-то оживленно, возбужденно, совсем не так вяло и сомнамбулически как у стены со скобами. Но и мерзость Ивану была неинтересна. Его внимание привлекало другое.
За каждой колонной, на ступенях, на сводах-этажах, напоминающих индийские храмы, везде и всюду, словно в кошмарном оцепенении стояли двуногие, двурукие, напоминающие издали… но всё же не люди. Стояли Существа уродливо-страшные, не похожие друг на друга, но вместе с тем сходные своим уродством. Они явно были мыслящими, в отличие от тех, тварей, что наполняли ров. Не верилось, что разум мог сам, по велению Творца, облечься в подобную плоть.
В глубине колоннады царил густейший мрак. Но именно оттуда раздались первые приглушенные звуки, именно там началось движение — странное движение на фоне всеобщей, какой-то потусторонней оцепенелости. Еле слышные заунывные звуки странной и дикой мелодии донеслись до Ивана. И он не мог разобрать, что это за инструменты, он никогда не слышал подобного. Звуки сопровождались нарастающими придыханиями, подвываниями, уханиями… Из тьмы медленно выступало нечто белое, влекомое двумя серо-зелёными тенями.
Иван затаил дух.
Он уже догадывался, что это, точнее, кто это. Но не мог поверить глазам. Два монстра-здоровяка, чрезвычайно уродливых, похожих на тех, что были в пустыне вели обнаженную прекрасную женщину. Один из них чудовищной когтистой лапой удерживал пленницу за её светлорусые волосы, а другой сжимал локоть. Насколько была хороша она, настолько отвратительны были монстры. Их слизистая сырая кожа зеленовато-серых переливающихся оттенков вызывала омерзение. На гадкие морды не хотелось смотреть. Упористые птичьи лапы, казалось, раздирали огромными когтями плиты. Но не они привлекли внимание Ивана. А только она. Одна она.
Это была Прекрасная Елена. Аленка!
И монстры медленно, но неотвратимо, под завывания дикой потусторонней музыки и уханья, охи, сопенье сотен оцепенелых уродов вели её к уступу над пропастью. Ничего хорошего от всего этого ожидать не приходилось.
Огненно-красные, жёлтые, зелёные языки чудовищ вырывались из пастей и клювов, взлетали вверх, будто языки подземного адского пламени. Прожорливые гадины ждали добычи.
У Ивана сердце сдавило обручем. То, что должно было произойти в ближайшие минуты, а может
