служат чертой, за которой местность начинает понижаться. Слева стальной глыбой выдвинулся корпус гигантского ангара. От него вдаль убегала широкая белая магистраль, по которой в обе стороны неслись машины. Вдали, там, где они скрывались среди песков, под стать скалистым пикам вздымались громады космических кораблей.
Георгий и Фаина не сразу поняли, что это такое. Вначале они приняли скопище гигантских колец, куполов, башен за город пришельцев. Они считали так до тех пор, пока не увидели, как одна из башен бесшумно поднялась в воздух и исчезла в небе. Затем, развернув под днищем веер перекрещенных блестящих спиц, медленно и тяжело опустился сверкающий купол.
Беглецы пробыли на поверхности долго. Солнце село и ржавый песок переменил цвет на темно- коричневый. Ночь наступила сразу, упала, как черное покрывало. Уже в десятке метров невозможно было различить, где кончается песок и начинается скала. Только в вышине различим был неровный угольный контур, врезавшийся в черно-синее небо. На этой планете было значительно меньше звезд, чем на Земле. Отсутствовал привычный четкий рисунок созвездий. Все было спутано и переплетено: скопления-гнезда тянули в разные стороны хвосты, щупальца и цепочки звездных рукавов, соединяясь с соседними, сплетаясь в огромную редкую сеть.
Над космодромом сияло зарево — гигантские корабли блестели в лучах яркого света, словно сделанные из фольги, Сверкающий, меняющий очертания город. Время от времени освещение включалось и у входа в ангар, откуда стартовали малые аппараты, свет вспыхивал буквально на несколько секунд. Машина, гудя, поднималась, гул переходил в тихий вибрирующий вой, и корабль одним прыжком исчезал в небе.
Вдали прямо над головой Георгия и Фаины проносились, проплывали с гудением и совершенно бесшумно летательные аппараты, очерченные по контуру светящимися ореолами разного цвета. Чужая жизнь завораживала своей непонятностью и размахом. Как только стемнело, ангар и сверкающий город кораблей-гигантов соединила дорога, обозначенная четырьмя натянутыми в воздухе, как струны, огненными шнурами, боковые были бледно-голубого цвета, верхние белого. В очерченном ими туннеле то и дело промелькивали оконтуренные сиянием тени аппаратов.
Захваченные разворачивающейся перед ними грандиозной картиной жизни чужой цивилизации, Георгий и Фаина долго стояли, тесно прижавшись друг к другу.
— Пойдем, — тихо сказал Георгий и сжал плечо возлюбленной. Она послушно кивнула головой. Они повернулись и пошли к вырубленной в скале лестнице. И тут к своему ужасу поняли, как опрометчиво поступили. Замаскированные среди естественных выступов и впадин ступени невозможно было обнаружить. Георгий ощупал руками скалу и нашел одну из них — узкую гладкую площадочку, затем чуть выше другую. Задрав голову, он посмотрел вверх — входа, конечно, не было видно.
— Если кто-нибудь из нас оступится, то переломает кости, — прозвучал за его спиной голос Фаины.
Георгий ничего не ответил и не обернулся. Стоял, держась руками за две нащупанные ступеньки, и размышлял.
— И свет нельзя зажигать, нас могут заметить, — добавила Фаина.
Георгий снова промолчал. Сзади зашуршал песок. Фаина отошла в сторону и села, прижавшись спиной к скале. Георгий подошел к ней и сел рядом. Некоторое время они молчали. Фаина подтянула колени к груди, обняла себя за плечи и прижалась щекой к руке. Георгий кинул на нее быстрый взгляд и отвел его в сторону.
— Придется ночевать здесь, — сказал он бодрым голосом, думая совсем о другом. — В темноте подняться не удастся, только на рассвете. Или если будет яркая луна.
— Если она тут вообще есть, — вздохнула Фаина. Георгий усмехнулся.
— Забавно. Который день мы здесь, а не знаем, есть ли тут луна.
— Да, да, — как эхо отозвалась Фаина. Луны пока не было, но может быть еще не настало ее время. Они не знали. Они вообще ничего не знали.
Георгий придвинулся ближе к Фаине и прижал ее к себе.
— Георгий, а ты вообще веришь, что мы сможем вернуться?
— Конечно, верю, — ответил он спокойно и рассудительно. — Давай спать.
— Давай.
Они вырыли в песке углубление, чтобы было уютнее лежать.
— Здорово! Хоть разок поспим на мягком, — сказал Георгий, вытягиваясь. Фаина не ответила. Георгий прижался подбородком к ее волосам и погладил по спине.
— Спи, — сказал он нежно. Фаина легонько чмокнула его в грудь.
Прошло не менее часа, прежде чем она уснула. Георгий внимательно прислушивался к ее дыханию, проверяя, спит ли она на самом деле, пока не убедился, что сон, наконец, сморил ее. Осторожно он опустил ее голову на песок, высвободил ладонь из-под затылка. Глядя на спокойное лицо Фаины, отряхнул пальцы, потом вздохнул и лег рядом. Песок после холодного жесткого камня подземелья казался теплой мягкой постелью. Перед глазами стояло чужое звездное небо: миллионы миров, среди которых затерялись Солнце и Земля. А может быть их забросило так далеко, думал Георгий, что на этом месте не существовало никакого Солнца. Но ему хотелось верить — оно где-то здесь среди этих звездных гнезд и рукавов. Такая вера сохраняла последнюю тонкую ниточку, связывавшую их с родиной, оставляла призрачную детскую надежду на возвращение.
В эту ночь, за то короткое время, пока его не сморил сон, Георгий увидел их будущее. Мгновенно развернулось оно перед ним во всей своей беспощадной ясности. Можно было выбрать два пути: сдаться роботам и попасть в зал подвешенных, либо повторить опыт Адама и Евы. Георгий мрачно усмехнулся этому сравнению. Слишком уж все было похоже: он и она изгнаны из рая в мир, полный страданий. Он представил бледных насморочных детей с впалыми животами, себя и Фаину с тоскующими пустыми взглядами, и сердце его заныло. В подземелье им будет трудно выжить. Рано или поздно они попадутся на воровстве. А если и не попадутся… тягостно вести жизнь кротов. Нет! Выжить они смогут только там, где есть живая природа: леса, реки, звери. Может быть на этой планете уже не осталось таких уголков, только пески и скалы? Может быть осталось, но так далеко, что им вовек не дойти до земли обетованной.
— Георгий, — сказала вдруг Фаина, и он сразу понял, что она не спала вовсе или, по крайней мере, уже долгое время. — Ты же понимаешь, что нам не выбраться отсюда. Что нам делать? Может быть пойти к ним?.. Ведь те люди живы, они берегут их, ухаживают за ними. Значит и мы будем живы, когда-нибудь, когда они разбудят нас. Мы ведь не сможем прожить в этом подземелье всю жизнь — нас либо поймают, либо мы умрем с голоду. Я не смогу жить в этом подземелье всю жизнь. Я тебя люблю, но я знаю, что не выдержу всего этого — этой сырой дряни вместо еды, голых камней, вечно мерзнущих ног, страха. Потому что это бессмысленно. Если бы все это имело какой-то смысл, цель, конец, хотя бы. Но ведь ничего! Ни-че- го! Все одно и то же до самой смерти. И у нас с тобой все умрет. Я так боюсь этого.
Фаина села и, закрыв лицо ладонями, затрясла головой.
— У нас нет будущего! У нас нет будущего! Нет! Господи! За что же ты устраиваешь из моей жизни пытку! Все, кого я люблю приносят мне только несчастья. Я так больше не могу. Я не могу больше так, не могу, не могу, не могу!
Фаина зарыдала и упала на песок.
Георгий пододвинулся ближе и стал гладить ее по руке. Рубашка на плече истрепалась и порвалась в двух местах, и это придавало ему какую-то особую пронзительную несчастность и беззащитность.
— Ну перестань, перестань, — стал он ласково уговаривать ее, одновременно пытаясь повернуть к себе лицом, но Фаина лишь сильнее сжималась в комок, и рыдания ее становились громче.
Тогда Георгий схватил возлюбленную за плечи и силой повернул к себе, затем оторвал от лица мокрые пальцы.
— Перестань! — крикнул он сердито. — Слышишь, что я тебе сказал, перестань, сейчас же! Ну! Фэй! Перестань, я тебе говорю!
Он грубо встряхнул ее за плечи, но и это не помогло.
— Перестань! Не то я сейчас влеплю тебе пощечину как истеричке!
— Если ты меня ударишь, я тебя брошу, я от тебя уйду!
Георгий, собиравшийся отчитать Фаину еще резче, осекся и… расхохотался.
