– Неужели и не случалось-таки странного? – Юноша поднял голову. – А мне, например, успели назвать некоего Хартига.
Танжина закусила губу:
– Н-да… Бове Хартиг… Пожалуй, тогда и впрямь что-то недоброе приключилось.
– Кто это был?
– Никто. Обычный ватажник, неплохой, хоть и не из прославленных. Разве умный чересчур, почему и пострадал.
– Ты его знала?
– Конечно, давно с Аалем бродил… Но не думай, я с ним не спала!… Хороший парень, веселый такой. А где-то прошлой зимой его словно подменили, осунулся, помрачнел. Не то в схватке крепко досталось, не то замыслил чего. Все по лагерю шатался, по углам секретничал, выспрашивал… Ой, ну точно как ты сегодня, Шагалан!
– Брось, милая! И чем же та история закончилась?
– А плохо закончилась! По весне, чуть снег сошел, исчез Хартиг. Пару дней народ гадал, а потом… созвали… Повесили бедолагу у ворот и с ним еще двоих. Не по-людски все как-то, даже высказаться перед казнью не дозволили, сразу… Объявили, дескать, шпионили они для мелонгов. Однако… вряд ли. Не тот человек был, чтобы товарищей продавать. Можешь и у Ретси спросить, приятельствовали они.
– И многие так же про Хартига считали?
– Многие, но роптать не отважились. У вожаков крыльцо выше, с него виднее… Ты и вправду, Шагалан, полагаешь, будто предатель среди самих атаманов? А вдруг Бове что-то выведал, и его втихомолку…
– Тоже мыслимо. – Удовлетворенный осмотром доспехов, юноша опустился на край кровати. – Эркол с Ретси не заглядывали?
– Никого не заносило… Ты что ж, и этих двоих за собой потащишь? Святая Женьена, неужели снова повторяется?! Опять трое намерились в петлю лезть!
– Засунуть нас в петлю не так просто. – Шагалан, зевнув, откинулся спиной на матрас. – Да и народу на сей раз снарядится побольше. Ты вот что запомни, Танжи: уйду – запри дверь и никому не открывай, сама ночью не высовывайся, что бы ни происходило. Думаю, к рассвету прояснится. А сейчас подождем.
Женщина какое-то время постояла в растерянности, однако Шагалан словно сразу заснул. Тогда она забралась с ногами на кровать и устроилась у его плеча.
– Это будет… очень страшно? – спросила, царапая ногтем холодные стальные кольца.
– Кто бы знал, – не размыкая век, отозвался юноша. – Возможно, кончится миром, возможно – кровавой баней. Не только от меня зависит.
– И ты… вырежешь нашу ватагу?
– Если она до конца последует за своими вожаками, а те окажутся предателями. Пока же ничего не ясно, милая.
Так они лежали еще долго, неподвижные, но не спящие, вслушиваясь в бьющие по ставням порывы дождя. Грезилось, весь мир замер, предчувствуя недоброе, никто не сновал по коридору, не доносились привычные здесь звуки страсти и веселья. Лишь шипящая непогода за окном да два сердца, пульсирующие рядом. Это могло продолжаться вечно. Они плавали где-то между сном и явью, но едва за дверью раздались-таки торопливые шаги, юноша моментально сел. Танжина понимающе отползла в сторону, а он взялся за рукояти сабель. Короткий уверенный стук.
– Кто? – негромко спросил Шагалан, вставая.
– Это я. – Голос Ретси. – Открывай, затейник, покуда новости не простыли.
Юноша обернулся к блеснувшим страхом глазам Танжины, жестом успокоил ее, дернул засов. Сообщник тотчас протиснулся в комнату. Мокрого до нитки, его била дрожь, под ногами быстро росла лужа воды.
– Зашевелились? – потянулся за курткой Шагалан.
– Угу, – выдавил Ретси. – Чуть не околел в твоей чертовой засаде, дружище. Надеюсь, хоть капля проку из этих мучений получится?
– Так что произошло?
– Атаманы вызвали к себе Гармаса. Он частенько у них на посылках служит.
– В том числе на ночь глядя?
– Редко, однако бывало.
– Что потом?
– Гармас провел внутри минут десять. Выскочил поспешно, в седло и к воротам.
– Заметили, куда направился?
– Вниз по оврагу.
– Понял. Ты отменно поработал, Ретси. – Шагалан накинул поверх куртки еще сырой плащ. – Остановишься на этом или дальше пойдешь?
Разбойник сверкнул зубами в улыбке:
– Кто же бросает игру, едва начав? И я не откажусь от самого острого, и Эркол не отстанет.
– Он-то где?
– Бархат вылез сразу за Гармасом, двинулся в сторону казарм. Эркол взялся его проследить.
– Толково. Ааль не показывался?
– Нет.
– Ладно, тронулись.
Шагалан пропустил сообщника за дверь, порывисто развернулся, склонился к Танжине. Женщина была бледна и перепугана. Похоже, она до последнего момента упрямо уповала на то, что все образуется. Он коснулся похолодевшей руки, и та откликнулась судорожным пожатием. Из-за неплотно прикрытой двери кашлянул Ретси. Юноша так же резко поднялся и вышел, не оглядываясь.
Вокруг крыльца раскручивалась настоящая буря. Давно потухший фонарь жалобно поскуливал на крюке. Заслоняя лицо полой плаща, Шагалан подозвал хамаранца.
– Постарайся найти Эркола, – приходилось кричать в самое ухо. – Вместе ждите у ворот. У меня недолгое дело, подойду позже.
– Что, рванем через ворота?
– Да, неподходящая погодка для всяких акробатик. Думаю, нас не будут особо удерживать.
– Ха, пусть только попробуют!
– И я так считаю. Заодно понаблюдайте за дорогой. Этот ваш Гармас, вероятно, скоро вернется, если уже не вернулся.
– Если вернулся, я смогу выяснить.
– Договорились.
Сгорбленные силуэты проворно затрусили к казармам, Шагалан – к той, что чуть не стала ему законным жилищем. С тех пор он заскакивал сюда лишь однажды, да и то на минуту.
Дернул дверь. Еще в сенях пахнуло неизменно крепким, забористым ароматом мужской берлоги. В центре комнаты пятеро мужиков ожесточенно и горласто играли в кости. На скрип двери не обернулись, но, едва юноша приблизился, все замолчали. Трое покосились хмуро, Куля с Багером – кивнули в знак приветствия.
– Опринья у вас? – сухо, не размениваясь на любезности, спросил Шагалан.
Куля мотнул головой в сторону соседней комнаты:
– Здесь. Отдыхает.
– Позови, нужен.
Разбойник вскочил с места, потом замешкался, пытаясь сообразить, чего ради должен подчиняться кому попало. Глянул в глаза юноше и, утратив последние сомнения, кинулся по проходу.
– Садись с нами, Шагалан, – улыбнулся простодушный Багер.
Среди собравшихся, пожалуй, ему единственному визит загадочного чужака доставлял радость. Остальные молча и угрюмо понурились. Они не любили загадок, однако наслушались довольно, чтобы не лезть незнакомцу поперек дороги.
Из соседней комнаты появился Куля, за ним – Опринья, взъерошенный, помятый, но с ясным взором. Сдержанно кивнул:
– Стряслось чего?
