небо дымку слабо, будто умирая, мерцали звезды, и лишь одна из них, ослепительная, крупная, пылала над островом, спускалась к морю и земле, грозила им огненным оком. До рассвета оставался час или немного больше.
– Время третьей стражи, – тихо промолвил Глеб. – Люди спят, а к ним подкрадывается чудовище…
Тори все еще держала его за руку. Он не видел ее лица, но она была так близко, что сладкий запах женской плоти окутывал Глеба, а волосы легкими паутинками скользили по щеке и шее. Ее аромат, ее прикосновение, дыхание, шелест одежды, прядь волос у губ – все это казалось таким родным, таким знакомым! Тори-Марина, Марина-Тори… Женщины, что ловят облака руками и прядут из них нити бессмертия…
Он опустил веки. Запах Тори-Марины струился к нему точно дарующий силу целительный бальзам. Гораздо лучшая защита от ужаса небытия, чем горы, лес и самые крепкие стены зданий…
– Зачем мы здесь? – сказала она. – Мы ничего не можем сделать, не можем никому помочь. Вернемся домой, Дон. Там наши кони, там твои помощники, там раненые… Дух слабеет, когда человек болен – ты, целитель, это знаешь. Они проснутся и будут искать утешения… Мы нужны им, Дон!
Верно, все верно, подумал Глеб, бросив взгляд в небеса. Ослепительная звезда превратилась из точки в ясно различимый удлиненный контур и висела теперь неподвижно, прямо в зените. Кажется, на экране репликатора были заметны и другие подробности – зал совета за спиною Глеба вдруг взорвался смутным гулом, кто-то выкрикнул: «Это конец!» – потом заговорил Бергер, и голос его был резким, повелительным.
– Пойдем! Скорее! – Тори потянула Глеба к лестнице.
Не выпуская ее руки, он сделал шаг, второй, а на третьем пол внезапно сотрясся, оторвал их друг от друга, подбросил вверх и тут же ударил под колени. Падая, Глеб увидел, как яркая вспышка озарила небо, потом раскаленная масса – должно быть, камни и горящие деревья – взлетела в воздух в километре или двух от Щели. Через секунду раскатился гром, жаркий ветер опалил горло, и на мгновение почудилось, что невозможно вздохнуть – незримое пламя сожжет легкие. Небо заволокла уже не дымка, а плотная темная туча, погасившая звезды, и там, наверху, что-то ворочалось и рычало с угрозой, будто над ущельем, горами, всем островом и правда навис чудовищный дракон.
Глеб не успел подняться, как земля содрогнулась опять, и новый огненный фонтан взмыл в небо по другую сторону ущелья, ближе к морю. Тори уже стояла, одной рукой ухватившись за перила галереи, а другую прижимая к животу. На миг ужас сковал Глеба – что с нею?.. упала?.. ударилась?.. – однако его валькирия была крепка и на ногах держалась твердо. Пол еще ходил ходуном, но она метнулась к нему, вцепилась в куртку, помогла встать и обняла с такой силой, что Глеб охнул – падая, он ушиб плечо и ребра. Снизу доносились встревоженные голоса, шарканье подошв о камень, плач проснувшихся детей. Люди заполнили улицу – полуодетые, они выбегали из домов, перекрикивались, натыкались друг на друга в темноте, матери звали ребятишек, кто-то из мужчин выкликал имена бойцов отряда самообороны, кто-то советовал вернуться в башни, где безопаснее, и держаться подальше от деревьев. Однако паники не наблюдалось.
Из темной тучи над городом вновь упала огненная стрела. Вероятно, удар пришелся на береговые утесы, раздробив их в пыль – Глеб услышал шумный плеск воды, ворвавшейся в фиорд, пробитый в скалах. Сильно тряхнуло, они с Тори покачнулись, но устояли на ногах. Грохот, раздавшийся в небе, и рев океана на долгие секунды перекрыли человеческие голоса и шум толпы на улице. Потом наступило краткое затишье.
– Глеб, Тори! С вами все в порядке? – окликнули их из зала.
Обернувшись, Глеб увидел Луизу Коэн. Она стояла в дверном проеме с поднятой вверх рукой, словно пыталась дотянуться до туч и затаившегося в них дракона. Новая вспышка высветила ее лицо, женщина что-то крикнула, преодолевая громовые раскаты. «Они пристреливаются! – донеслось до Глеба. – Если удар накроет город, всем конец!»
Рычание в небесах на миг стихло, и Луиза, уже не напрягая голос, произнесла:
– Если вы можете позвать, Глеб, то позовите. Думаю, самое время.
На край каньона обрушился огненный поток. Земля встала дыбом, сверху полетели камни, широкая рваная трещина пересекла улицу и уперлась в противоположный склон, взметнув пыльное серое облако. Башни однако устояли – должно быть, невысоклики строили на совесть, не на века, на тысячелетия. Но надолго их не хватит, обреченно подумал Глеб. Обняв Тори, прижавшись губами к ее волосам, он ждал нового удара, который превратит город в прах. Он уже видел, как новые трещины рассекают землю, поглощая людей, деревья, дома, ратушу и его госпиталь, как, засыпая ущелье, сходят с его стен лавины, как остров, расколотый, разбитый, мертвый, тонет в океанской пучине, и соленые воды смыкаются над его обломками. Этот воображаемый апокалипсис длился секунду, другую, третью… Слишком долго он длился, а новых ударов все не было. Не тряслась земля, не падали камни, ветер не жег лицо и в небесах не грохотало, будто свирепый дракон заснул или решил, утомившись, что люди никуда не денутся, можно с ними разобраться и попозже.
– Смотри, – прошептала Та, Кто Ловит Облака Руками, – смотри, Дон… Что это?
В темных тучах посверкивали молнии – небольшие, почти незаметные, похожие на искры над гаснущим костром. Искры вспыхивали на мгновение, исчезали, и вдруг с небес ринулась к земле комета с багровым пылающим хвостом – она летела, рассыпаясь по пути на яркие частицы, что падали где-то далеко на юге в океан. За первой хвостатой звездой покатились другие, более мелкие и тусклые, словно Новый Мир в своем движении вокруг светила попал в густой метеорный поток. Впрочем, звездопад оказался недолгим: сначала погасли молнии, а вслед за ними – небесный фейерверк. Только тучи клубились над морем и островом, но они уже не были непроницаемо-черными – занимался рассвет.
Молчали потрясенные люди на улице, молчали магистраты, и даже ветер стих, словно боясь нарушить тишину. Потом в зале совета раздался голос Бергера, и все разом загомонили:
– Фантастика! На экране чисто!
– Вы заметили, как развалился первый корабль? Будто масло под ножом!
– И остальные точно так же!
– Лазерный луч?
– Не думаю. Тут что-то посложнее… хмм… деформация континуума?.. Всех нарезали в лапшу, и практически одновременно…
– Как, не важно! Главное, что нарезали!
– Могли бы и раньше явиться. У нас погибших сотни три, а в госпитале десятки обожженных…
– Явиться? Это вы о ком?
– Разумеется, не о зеленых человечках с Венеры. О наших покровителях, друг мой! Все-таки они пришли!
– Тогда лучше не предъявлять претензий. Судя по тому, что мы видели, стоит только благодарить и петь осанну. Иначе они нас…
– Как бог черепаху, – добавил кто-то.
Глеб слушал и усмехался с облегчением. Нельзя сказать, что душа его пела – вспоминались ему Жак Монро и поселок Монмартр, девочка без ног и другие увечные в госпитальных палатах, а еще молодые керы, убитые плоскомордыми. Тут не до радостных песен, не до победных гимнов! Облегчение, всего лишь облегчение… от того, что больше никто не умрет, и они с Тори тоже живы, и жив их еще не рожденный малыш…
Не сговариваясь, не размыкая рук, они шагнули к лестнице. Люди на улице стояли молча, глядели в небо, будто им не верилось в избавление, но кто-то уже перебросил мостик через трещину, кто-то возился у завалов, разгребая камни. Глеб и Тори шли под деревьями от башни к башне – те еще не светились нефритом и янтарем, но как бы ожили, тянулись вверх без страха, с вызовом вздымая к тучам острые кровли. Ночь отступала, мрак таял, сменяясь предрассветными сумерками, с моря подул ветер, вытягивая из ущелья запахи дыма и гари.
Госпитальные здания были темны, лишь в окне приемного бокса мелькнул одинокий огонек. Осмотрев башни, Глеб вздохнул, чувствуя, как покидает его тревога: ничего не покосилось, трещин в стенах нет, только внизу валяются кучи камней.
– Поднимись в ординаторскую, пусть зажгут свет и подготовят пациентов к обходу, – сказал он Тори. –
