И тут звонок телефона. Это Арнольд! Три месяца не звонил и вдруг говорит: сейчас к вам приду. Мужа нет дома. А если прототип скандал затеет? Что же делать? У меня голова зачесалась — псориаз, наверно, начнется на нервной почве. Почесала я в голове и, чтобы оправдать этот жест перед дочерьми, спрашиваю их (закрыв трубку рукой): “Как спастись от Арнольда?”.
— Мама, ты ведь в Москву собираешься!
Точно — как это я сама не догадалась! Я же завтра еду!
— Ой, — кричу в трубку, — я в цейтноте! Завтра еду в Москву — срочно дописываю рассказ…
— Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое — ты очень больна и не можешь принять гостей, второе — ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.
Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.
Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках — написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: “Завтра не падай, когда что-то узнаешь!”. Как бы не упасть…
Встаю перед иконами и начинаю молиться: “Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!” (это я двигаю стекло в шкафу, где икона — дело в том, что на стекле приклеена репродукция “Женщины с вороном”, она-то и наехала на плечо Спасителя).
Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.
Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то… кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом — нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.
Агния видит, что я вся красная — хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так — попугал…
Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать…
И тут — звонок в дверь. Арнольд вошел, снял пиджак и натужную маску с лица. Выставил бутылку коньяку. Сейчас начнет с излюбленной фразы: “Сардонизм еще тот”.
— Нина, представляешь — сардонизм еще тот! Иду я к вам, а навстречу мне…
— Ой, — нервно перебиваю я, — Славы нет, а я же не могу выпить!
— Ничего, ты выпьешь одну рюмочку за примирение. И депрессию снимешь — у тебя на лице она написана.
Мой муж говорит, что в старости реже бывает депрессия. И это правда. Всему ведь радуешься: что утром встаешь, Господь с нами, работа идет… Тут я спохватываюсь и замолкаю. Такая у меня работа, что друзья бросают потом!
Между тем, гость разливает коньяк.
А наш кот Кузя в это время сбросил с батареи половую тряпку — играет с ней.
— Что, Кузя, пол мыть собрался? — Арнольд чокается со мной. — Нина, чего ты так смотришь? Это я должен смотреть на тебя с чувством законной настороженности… ну, мы много пить не будем, а то появится чувство незаконной привязанности…
