Я выпила три глотка — коньяк дает такое ощущение, что изнутри растет сила. Это хорошо! Силы мне сейчас явно понадобятся.
— Вот что, Нина, у тебя все типы в рассказах — одни и те же.
Началось! Сейчас будет вразумлять, критиковать, уличать, а потом и обличать.
— А у Достоевского, — защищаюсь, — вообще только два типа: бес и идиот.
Повисла мхатовская пауза. Святая Нина, моли Бога обо мне!
— Ладно… Нина, я хочу одну историю рассказать. Может, тебе куда пригодится. Помнишь Лилю? Ту самую, которую жених украл прямо в школьной форме. Они потом развелись, и вот вчера — представь — на Лилю напал маньяк! Нанес восемь ножевых ран. Но пустяковые ранки. Она подозревает, что его муж подослал…
— Бедная Лилечка! — я записываю сюжет. — За что такое? Помню ее слова: если в день не потрачено много денег, то день прошел зря…
Гость нервно налил себе в рюмку и быстро выпил:
— Я так и знал… началось. Ну почему, Нина, почему ты всегда ищешь причину в плохом?
— Неправда! Далеко не всегда я ищу причину в плохом.
— Но у тебя в рассказе я — не я, а какой-то Залуп Залупович! Зачем было упоминать три моих брака?
— Так все твои дети сдали кровь, чтоб спасти отца! Не каждому дети от всех браков… помогают. А тебе — кровь сдали, Арнольд!
— Пойми ты, сантехник человеческих душ: дело не в том, что сдали кровь! Не поэтому я остался жив после аварии.
Развожу театрально руками — коньяк на меня уже подействовал, видимо.
— Я выжил после аварии только потому, что долгие годы сам был ДОНОРОМ (он выделил это слово усилением громкости). У донора кроветворение хорошее. Врачи думали: звездец мне — столько крови потерял!..
Боже мой! Да если б можно было написать все точно ТАК, КАК РЕАЛЬНО случилось!.. История из жизни всегда богаче смыслами и деталями — всегда! Но если буду в полном объеме ее брать, то прототипы работать не дадут вообще. Право на частную жизнь я должна уважать! Поэтому маскирую, маскирую и еще раз маскирую. Но это мои проблемы.
Другу я говорю:
— Арнольд! Причина одна — донорства твоего… и что дети сдали кровь! Да ты сам знаешь, в чем дело — в твоем характере.
Характер счастливый у моего друга! В нем клубится невидимая вечность доброты. Но и видимая — через поступки. Арнольд — психолог по профессии. Психологи в жизни редко бывают простыми, ведут себя, как мэтры. Но он не такой. Ненавязчиво умеет успокоить. Помню: моя средняя дочка в детстве была полнушкой и страдала от этого. Арнольд однажды ей сказал:
— Если я вижу: стоят две продавщицы — худая и полная. К кому подойти? Я всегда иду к полной, она добрее.
Но все же не так уж и прост наш Арнольд. Когда я предлагаю ему закусить сыром, хотя он уже загнулся, он отодвигает от себя тарелку:
— Нет, это не для белого человека!
Вскоре после ухода гостя пришел муж. Я ему рассказала про примирение с Арнольдом:
— Одно испытание позади, но впереди — встреча с другим прототипом! На днях выйдет из печати мой роман, где изображен Щ. И уж он-то меня точно прибьет за это!
И муж стал говорить: да, Щ. придет к нам — в кармане торчит что-то страшное. Ты подумаешь — монтировка… а он достает — это та же бутылка коньяку, только очень дорогого, потому что Щ. сильно разбогател за эти годы. “Выпьем, Ниночка! Спасибо, что напомнили мне мою молодость”.
Да, роман-то написан двадцать лет тому назад — там буйный он очень, наш Щ. А теперь постарел, говорят, сильно болен. Жена его месяц назад просила молиться за его здоровье, и я молюсь каждый день.
— А ты ему: за прототипство спасибо!
— Ничего себе — я столько от Щ. в жизни перенесла!
Он говорил:
— Оська Бродский — мой приятель по ленинградской юности.
— Приятель? Вам повезло!
— Это ему повезло. Я-то не в восторге от него был…
Муж смеется: ЭТО разве только одно ты от Щ. перенесла?
Да, что же я за глупости мелю, не в отношении к Бродскому дело было. На самом деле мы оба знаем, что пришлось пережить от Щ., но не хочется сейчас об этом говорить. В общем, легли мы на диван и включили телевизор. В это время стул, стоящий у стола, вдруг… повернулся! Стоял так, а стал иначе.
Мы посмотрели друг на друга. Я сказала:
— Дети, наверное, ниточки привязали к ножке, с кухни дергают.
