Тут Ольгуша оказалась внутри мига: в этом миге было все — девять месяцев беременности, полусмертельные роды, из дома его уходы, и чем скорее он погибнет от алкогольного яда, тем скорее в семье начнется почти прежняя жизнь. Она примерила на стене фотографию сына в траурной рамке — где ему семь лет и у него такая славная улыбка, а потом свалилась на диван и хрипло сказала:
— Сука! Ты еще ничего не понял, сука... мы жить не хотим с отцом!
Игнат сначала испугался: в первый раз так к нему мать обратилась. А потом он трезво подумал: просто у нее нет способа успокоиться, а вот если бы она могла к нему присоединиться и принять то, что осталось, родное, в кармане пальто, снятого в прихожей. Он поднял руки вверх и не сыновним, а братским голосом сказал:
— Ладно. Понял, — тут он даже поднял руки еще выше. — На вашей серебряной свадьбе выпью, а потом десять дней ни капли — и “флайт”.
Ольгуша, выслушав его, еще немного полежала с синим лицом. Потом запричитала:
— Боль от уха отдает словно и в глаз, и в мозг!
Гамлет дал ей две таблетки доксициклина, стакан воды. Сел на краешек дивана возле нее. Жена сочла, что пришли последние времена, а как бывает при последних временах — завещания пишутся.
— Если я умру — не жди, когда пройдет год. Женись на Кирюте. Жизнь ведь нынче такая тяжелая, ты на Кирюте женись.
“Это что же такое — и перерыва никакого не будет, что ли”, — пронеслась в голове Гамлета ужасная мысль,
— Чтобы пристроить замуж Кирюту, ты готова умереть? — спросил он и включил телевизор, чтобы отвлечь жену.
На экране невеста в свадебном платье. Жених ее ждет — смотрит на часы. А невеста откусила кусочек печенья и упала, катается в судорогах по дивану, руками машет. Про жениха забыла!
— Это что же получается — человек меньше печенья! — он выключил телевизор.
А сейчас представьте себе, что дело происходит возле костра в лесу и наши первобытные предки важно рассказывают истории:” И сказала она отцу сына своего… и ответил он... и решила женщина решением крепким…”
Вот с таким оттенком рассказов у костра в кругу Гамлета циркулировало несколько историй. Одна была про Елизавету. Обязательное слово, прикипевшее за тысячелетия к началу историй — однажды (жды — почти “жди”, жди притчи).
Однажды Елизавета испугалась частых болей в желудке. К тому же она сильно похудела и потеряла аппетит. А жили они тогда все вместе: родители мужа и даже родители родителей. Чтоб никого не волновать, она вызвала мужа якобы погулять.
— Васечка, наверное, я скоро умру. Видимо, у меня рак. Я тебя очень прошу: женись только на хорошей женщине! Ведь наши дети такие ранимые.
Заплакал Васечка и сказал решением крепким:
— Нет, Лиза, я ни на ком не женюсь! Я не смогу. Я буду верен всегда твоей памяти. На всю жизнь.
Тут-то Елизавета поняла, что обречена. Она ждала возражений: этого не может быть, мы тебя вылечим, завтра же вместе пойдем в больницу. Видно, она и в самом деле исчахла — всем это заметно. Со стороны… Ну, конечно, всю ночь она не спала. А утром оказалось, что у нее простой гастрит. Но долго не могла Елизавета простить мужу его самоотверженность, эту страшную бессонную ночь…
История эта то ли муссировалась, то ли мусолилась так часто в их кругу, что сейчас Гамлет не знал, что сказать. Если он, как Васечка, решит решением крепким быть монахом всю оставшуюся жизнь, то Ольгуша подумает, что скорбный исход близок. Если он пообещает жениться, то, едва выздоровев, заест его: обрадовался, старый козел, заскакал, фиг тебе, а не моя смерть! Поэтому он не стал ждать, когда жена задремлет, а позорно сбежал на улицу, прогулять Виту. Бормоча в сторону жены: “Вита — ты единственная пуповина, которая связывает нас с природой, без тебя мы бы вообще могли забыть, что такое матушка- природа...”
Вита думала: запахи на улице! Для меня это все равно что для вас телевизор — образы лепятся из запахов.
Мимо них пробежали две дворняги. Гамлет удивился: словно среди них тоже появились новые русские собаки… спешат с таким видом, как если бы боялись опоздать на стрелку, словно пейджер только что прозвонил. Вдруг он увидел знакомую борзую: двухмерную, словно после очередной диеты. А у Виты своеобразное чувство юмора — любит перепрыгивать через эту борзую. Той, конечно, это не нравится, и она потом долго за Витой гоняется. На счастье, из форточки донесся голос жены: “Гамлет, Гамлет!” Что еще там приключилось? Но хорошо и вернуться, пока за Витой не начали гоняться.
— Ольгуша, что еще тут у вас?
— Эти тайны мне надоели, знаешь!
— У меня нет никаких тайн, — неубедительно пробормотал он.
— Зачем ты скрываешь от меня, что тебе предстоит операция? Гамлет, скажи, я ведь тебе все говорю.
— Я вообще ничего не понимаю.
— Ого, он не понимает! Ты прекрасно все понимаешь. Звонил незнакомый мужской голос и просил передать, что операция откладывается на четверг. Какая операция?
— Это операция по покупке коньяка за тридцать рублей! Поллитра. Литр — за шестьдесят и так далее.
Ольга перекрестилась: нервы и без того горят, а тут еще такое пережить. Коньяк, конечно, нужен к серебряной свадьбе, но откуда такая смешная цена? Нервы, нервы горят!
— Горят-горят — никак не догорят. Загадка: что это? Отгадка: мамины нервы, — сказал Игнат, радуясь
