— Второе предложение посложнее… Но это крайне важно и необходимо, я считаю. Вы знаете, товарищи, что эскадрилья особая. Особые же и боевые действия. Так сказать – 'модус операнди'. Если продолжать – то особые летчики. Их надо беречь! Сейчас для них вы делаете особые самолеты… Я прошу, товарищи конструкторы, посмотреть и просчитать реальность усиления бронезащиты летчика! Заднее бронестекло удар снаряда, вроде бы, держит. А вот бронеспинка… Бронебойный снаряд ее прошьет. Даже крупнокалиберная бронебойная пуля, если с близи…
— Что же прикажете делать? Бронебойный снаряд и 12-ти миллиметровую бронеспинку 'Ила' пробивает. Фугасный, правда, она держит. Ставить 12 мм вам? Это вес.
— А не ставить – это жизнь! Отнятая у летчика жизнь…
— Да поймите, Виктор Ми…
— Нет, это вы поймите, товарищ генерал! Я слышал, как пули по бронеспинке бьют. А вот снаряда я бы не услышал…
Мы, отходя от вспышки раздражения, замолчали. Яковлев нажал на кнопку.
— Чаю нам! И коньяка!
— Так что вы предлагаете, майор? Мы вас недослушали.
— Не знаю я! Не знаю! Если бы я знал… Но вот, крутится в голове… Нельзя ставить броню – может, поставим дополнительный алюминиевый лист? А? На внутреннюю поверхность? А то, были случаи, когда бронеспинку не пробивало, но отлетевшие осколки ранили летчика в спину. А порой – и убивали.
— Хм-м… Лист алюминия? А толщина листа?
— А я знаю? Я не математик, не конструктор. Я бы сделал так – на внутреннюю поверхность бронеспинки – достаточно толстый лист сырой резины. Или чего-нибудь еще, такого же вязкого. А на резину – лист алюминия. А вот какой толщины? Это надо считать. А потом еще и отстреливать на полигоне, метров со ста, например. Но это сделать надо!
Последнее слово я подчеркнул особо.
— Надо!
Ответа 'Надо – сделаем!' я пока не услышал…
— А чтобы не увеличивать вес… - я горько вздохнул и обреченно махнул рукой, — …можно две подкапотные пушки заменить на Березинские, 20 мм. Только мотор-пушку в 23 мм оставьте!
Это был крик души! Оба конструктора переглянулись и – рассмеялись!
Ага, смешно вам…
А мне плакать хочется.
Вечером, когда мы уже вернулись домой, во дворе я увидел знакомую машину. Перед ней, трогательно держа Капу за руку, стоял полковник Степанов.
— Иван Артемович! Здравствуйте!
— Здравствуйте, Виктор Михайлович, здравствуйте! Вот, прощаться приехал… Убываю на фронт, дивизию принимать. А 'Молния' наша скоро поедет в Саратов, самолеты получать. Вот так-то. А тут приехал – а вас нет… Так я – к Капитолине Сергеевне… попрощаться.
Степанов робко глянул на Капу. Она смотрела на него, напрочь убитая неожиданной новостью. Эка, что творится-то! Полковник, Капа… Ну, дай-то бог…
— Прощайте, Иван Артемович! Удачи вам в делах, и – быть живым! Еще увидимся, надеюсь.
Я улыбался, а на душе было тяжело. Еще одно расставание… еще одно.
Полковник обернулся к Капе и, склонившись, поцеловал ей руку. Потом посмотрел ей в глаза и резко обнял свою женщину, покрывая ее мокрые щеки поцелуями… В конце концов, Капа совсем разрыдалась и убежала.
Уже открыв дверцу машины, Степанов обернулся ко мне.
— Да, не хотел говорить… В общем так, Виктор. Наше представление на тебя, ну, наградной лист… нам завернули. Не прошел он. Вот так-то!
Я опешил, а он, довольный, улыбнулся.
— Не понимаешь? Ты представлен к награде вышестоящей инстанцией… и – к более высокой награде, Виктор! Ну – прощай! Удачи тебе!
Фыркнув клубом выхлопа, машина выкатилась со двора, я все стоял и стоял, глядя ей в след…
Глава 9
Памятуя о том, что краткость – сестра таланта, но мачеха авторского гонорара, перейду сразу к следующей картине нашей эпопеи.
Как пишут в титрах голливудских блокбастеров – 'Прошло несколько дней… Авиабаза 'Dust & Pepper', 08.15 АM. Поднималась кровавая заря… Старина Шварц подтянул подтяжки и проверил ширинку. В ней что-то торчало… Это был ствол его любимого 'сорокапятикалиберного…'
Тут кто-то дал мне подзатыльник, я очнулся, увидел этот бред, ужаснулся, и начал вновь…
Итак!
Прошло несколько дней. Точнее – полторы недели. На бетонке аэродрома 'парадно-придворного' авиаполка, расположенного в Люберцах, стояла весьма куцая шеренга летного и наземного состава моей могучей воинской части. Начальник штаба эскадрильи капитан Рыбкин, увидев меня, подал команду 'Смир- р-рна! Ранение – на-а леву! Товарищ майор…'
Далее пошли обычные армейские заклинания, грохот бубна, песни и пляски. Это называется 'развод'. Нет, не Пугачева уходит от своего мальчика… Развод – это… В общем – кто служил, тот знает, а кто не служил – тому и не надо…
Да-да, вы не ошиблись. За это время эскадрилья пополнилась кадрами, выросла в объеме л/состава и вверенной ему техники, получила в свое распоряжение целый этаж в казарме (с паровым отоплением, между прочим!), два автомобиля (один из них – знаменитый 'Додж – три четверти') и целых два истребителя 'Як-3'! Которые, как вы, наверное, и догадались, пригнали асы-орденоносцы и капитаны – т.т. Извольский и Кузьмичев. Да, Кузе недавно дали еще одну звездочку на погоны.
— …Сейчас, — я взглянул на часы, — …08.30. Инженер! Забирай свою 'темную силу' и веди их к самолетам. Продолжайте изучать вверенную вам технику… Летный состав – в учебный класс! Проверьте все, что надо взять с собой – тетради, карандаши, наставления. Учиться будем… Пятнадцать минут вам на перекур. Смир-р-рно! Вольно! Разойдись…
Я обернулся к НШ. Да-да, и начальник штаба у нас вот появился. Как он появился – это отдельный разговор, и речь в нем пойдет о полковнике В. Сталине… Не удалось мне, в общем, избежать этого приятного знакомства. Как мы познакомились? А дело было так…
С товарищем Сталиным, джуниором конечно, я буквально столкнулся, когда осматривал помещения, выделенные нашей эскадрилье под проживание. Пока на этаже еще крутились люди из службы материально-технического снабжения полка, которых мы, собственно, и выжили с насиженного места. Но они уже заканчивали суетливо таскать свои бебехи на другой этаж. Было пыльно и мусорно, настроение было никакое… Терпеть не могу переездов! Я вспомнил про оставленную в Москве студию и горько вздохнул.
В это время я открывал дверь кабинета, чтобы выйти в коридор.
'Бамс!'
Кто-то успел 'поздороваться' с дверью. Точнее – не успел уклониться. По коридору понесся громкий мат. Ничего особенного – вдохновения маловато… Так и я могу, но стараюсь не прибегать…
— Что, 'бо-бо'? — спросил я невысоко щуплого офицера, закрывая дверь.
— Майор!! Трах-тарарах, тибидох, там-там! Да я тебя… (второй куплет, аналогично первому). Да ты… (припев). Да в душу твою мать!!
Настроение было, как вы помните, никакое… Хамов я не люблю, совсем не люблю. Лишнюю матерщину – тоже. А когда все это выплескивается в мой адрес! Про мать я слушать далее не стал,
