были готовы.
Капитолина Сергеевна меня, прямо скажем, удивила. Не знаю, где это она смогла все вырвать, но на стол была подана целая баранья нога! Да еще – запеченная в тесте. Ну, правильно – фольги-то еще нет. Точнее, фольга-то есть, видел ее в конфетах, но вот такой, для приготовления мяса, еще, вроде бы, быть не должно. Мясо получилось нежное, духовитое – баранина была с чесночком, травами и, по-моему, с кисловатыми яблочками… Все это чудо на большом блюде, в окружении печеной же картошечки, посыпанной зеленью. У-у-м! Пальчики оближешь! Вкус – специфический!
Мы с командиром выставили на стол коньяк, водку и вино, шайбу с черной икрой, сухую колбасу и купленные в дорогом магазине заварные пирожные. В общем – стол получился по нынешним временам просто роскошный.
Сидели у нас, в студии. Мы наотрез отказались идти в гости к Капе, посиделки ведь мы организовываем, мальчики, и ей, бедной девочке, пришлось побегать. Ничего – стройнее будет.
После двух-трех рюмок стучать по тарелкам ножами и вилками мы стали пореже, и завязался сытый, неспешный разговор. Полковник, испросив у Капы разрешения, открыл настежь окно и вальяжно закурил. Я машинально вертел рюмку с каплей коньяка за тонкую ножку и наслаждался покоем…
Хорошо! После страшного напряжения боев, после последней драки с хорьками, когда была реальная возможность склеить ласты… или – говоря точнее – сложить крылья… После всех бытовых неурядиц фронтовой жизни, кормежки на земле, у еще горячего самолета, вокруг которого крутится и гремит железяками техсостав, сидеть вот так, в чистой комнате, у открытого окна, прохладным вечером… Свет лампы, накрытый стол, приглушенный разговор полковника и Капы, с улицы слышны веселые крики играющих детей… Душа отдыхает. Именины сердца, одним словом!
— Витя, ну расскажи теперь ты что-нибудь… Как вы там воюете? — обратилась ко мне порозовевшая Капитолина Сергеевна. Я поднял на нее глаза и улыбнулся. А Капа-то как помолодела! Приоделась, похорошела. Да и с ее годами я, увидев ее в первый раз уставшей, в какой-то несуразной одежде, пожалуй, погорячился. Сорок пять, не больше. Или что-то около этого… Рассказывать что-либо мне не хотелось. Свято хранить военную тайну меня научили еще в Советской Армии. Шифровальщиком я служил, а на этой работе желание вести пустопорожнюю болтовню, особенно – о делах служебных, быстро отбивают…
— Вы вон командира спросите, он вам лучше меня расскажет. Все нормально было, Капитолина Сергеевна, живые ведь мы, а это главное…
— А что же ты, Витя, про девушку свою ничего не расскажешь? Про Катю?
Полковник, потянувшийся стряхнуть пепел, так и застыл в неудобной позе… Голова его втянулась в плечи, спина напряглась.
— А что про нее рассказывать, Капитолина Сергеевна, все хорошо… все хорошо. Жива Катя, жива и здорова. Жду, не дождусь, когда мы с ней встретимся… — сказал я, не поднимая глаз. — Жду и надеюсь…
— Вот и хорошо, Витя! Просто здорово! Как я за вас рада! Подарок-то твой ей понравился?
— Подарок? Капля? Понравился, Капитолина Сергеевна, — рюмка, наконец, хрустнула.
— Ой, Витя! Какой же ты неловкий! Подожди, подожди… сейчас я йодом… бинт нужен. Я сейчас!
Капу вынесло из квартиры. Степанов на меня не смотрел. Потом он глухо сказал: 'Извини, Виктор…'
— Да ничего… Все поправимо… Все еще впереди. Пойду я, Иван Артемович, прогуляюсь… Душно…
— Сходи, конечно, сходи, Виктор. Но больше ты так не шути… Не надо.
— Как знать, как знать… — я закрыл порез платком. — А, может быть, я и не шутил, Иван Артемович, вот какое дело…
Когда я вернулся, никого в студии не было. Стол опять стоял у окна, все было убрано. Лишь приятные запахи все еще витали в комнате. На подоконнике стояли початые бутылки.
Я налил себе полстакана коньяка и стал неторопливо потягивать его, уставившись незрячими глазами в окно.
Вот так вот, Катя… Помнят о тебе, интересуются… И я тебя помню… Кстати, а куда это пропал Воронов? Свои условия найма я ему высказал, что же он молчит? Начальство еще не решило, что ответить сверхнаглому кандидату на должность в Службу? Или ждут, когда немцы мне ногу оторвут для сговорчивости? Ну и черт с вами, сволочи! Закурить, что ли? Нет, не буду.
Тут приглушенно стукнула входная дверь, и в студию вошел полковник Степанов. Увидев мой вопросительный взгляд, он пробурчал: 'Капитолину Сергеевну провожал…' Я продолжал удивленно смотреть на него.
— Не пялься, Виктор, не смотри на меня удивленными глазами. Да, семью я потерял, в первый месяц войны и потерял… Да, остался один… Но я не Бобик, которого за веревочку привели на случку… Не хорошо это, не по-людски… Да и женщина она хорошая, замечательный она, скажу я тебе, человек! Нельзя так… Нехорошо это… Грязно.
Он походил по студии, провел рукой по переплетам книг на полке. Потом подошел ко мне и закурил.
— А ты пьешь? Не стоит, не залечишь… Хотя, плесни и мне! — обреченно махнул рукой полковник. — Оба мы с тобой жизнью ушибленные, Виктор… Души покалеченные… Но жить-то надо. Жить надо дальше, Виктор. Вот такие дела, пилот. Ну, давай! Не чокаясь…
Утром, когда мы вышли из дома, машина нас уже ждала. Ждала, как оказалось, и Капа. Она протянула полковнику небольшой сверток. С харчами, надо полагать. На меня Капитолина смотреть избегала. Ну, ничего…
Где-то часа через полтора мы были у себя. У себя, во как! Да, для солдата любой привал – почти что дом. А уж для летчика – это, конечно, аэродром, на котором ты сейчас находишься. 'Home, sweet Home!' Гляди-ка – еще помню!
— Туда правь, видишь, замполит кого-то песочит! — распорядился командир, когда мы въехали на территорию части.
Скрипнув тормозами, машина остановилась. Мы вышли, громко стукнули дверцы.
— Смирно-о! Товарищ полковник! За время… — начал было замполит, но Степанов его пресек.
— Вижу, вижу. Служба идет, замполит на посту! Хорошо, капитан. Пойдем-ка в штаб. Поговорить надо. Списки по санаториям составил? Пойдем, посмотрим. Виктор Михайлович, ты со мной?
— Сейчас, товарищ полковник! С ведомым вот переговорю, и к вам! Вася! Иди сюда! Поговорить надо…
Ко мне подбежал радостный Вася. Довольный, как щенок, которому удалось ухватить и потрепать тряпичный мячик, украденный у дворовых мальчишек прямо во время футбольного матча. Пацан, как есть пацан!
— Значит так, Вася! Куда вас на отдых определить решено, знаешь?
— Ага, командир! Да тут, совсем рядом. Дом отдыха ВВС. Лес, речка, девушек полно! Красота!
— А все-то разместитесь?
— А что не разместиться? Нас всего-то человек десять будет. Разместимся, конечно. Главное – все вместе!
— Ну и хорошо… Что я тебе хочу сказать, Василий… В общем, так. Принято решение – сформировать на базе нашей группы полноценный боевой полк. На 'Яках', разумеется… Тут тебе светят неплохие перспективы. Парень ты боевой, у тебя сбитых сколько? Девять, по-моему?
— Ага!
— Вася! Ну что ты, как мальчонка деревенский – 'ага', да 'ага'! Говори нормально!
— Так точно, товарищ командир! Ровно девять сбитых!
— Ну, какие твои годы… Настреляешь еще… Я о чем – с чистой душой могу рекомендовать тебя на должность командира звена. Хватит, пожалуй, у меня за хвостом таскаться. Расти тебе надо. Расти как летчику и как командиру. Что ты на этот счет скажешь, а, Василек?
