с коньяком, дискутировалась статья писателя и политика Эдуарда Л. «Да здравствует кризис». И мы с журналистом Александром М. горячо поддерживали точку Эдуарда Л. Ведь столько дутого сразу рухнет, такое очищение произойдет! А умный и хитрый Марк Р. говорит нам: ребята! Ро-бя-ты! Все приличное, как известно, первым и рухнет, а все неприличное благополучно выживет, и ни один кризис тут еще не усложнил жизни, а все они ее только упрощали, в чем ничего хорошего по определению нет!
И я подумал: а ведь прав Марк. Можно, как его великий ровесник Эдуард, любимый мой поэт и прозаик, опять приветствовать грядущего гунна, но как раз топ-менеджер выплывет, а насчет Эдуарда я совсем не уверен. Ему, конечно, мало надо, и выживет он в любых условиях, но будет ли ему где печататься — не знаю. А главное — будет ли кому к нему прислушиваться? Буржуа — это пошло, нет слов, но буржуа умеет работать. Выучился как-то в последние десять лет. Он поверил, конечно, новой стабильности, и сделал это совершенно напрасно, потому что никакой стабильности нет; он принял мыльный пузырь за твердую сферу, взгромоздился на нее, поставил стул, стол, комод, двуспальную кровать, оборудовал лужайку для гольфа... Но ведь это не он виноват, что ему предложили такой капитализм. Был бы другой — он строил бы другой, а ему предложили игру без правил. Не советскую (все- таки реальную и выключенную из мирового рынка с его периодическими кризисами), не западную (держащуюся на каком-никаком законе), а вот такую, российскую, никакую, висящую в пустоте. Пока есть соизволение — есть бизнес; пока есть нефть — есть деньги. Потом в этих правилах что-то нарушилось, потому что вечных пузырей не бывает; на счастье системы, ее очередное схлопыванье совпало со всемирным кризисом, который рано или поздно — скорее рано — будет благополучно преодолен. Можно свалить на Штаты, сказать, что они всем нам подгадили — в 1998 году Кириенко с Чубайсом валили на азиатский кризис, не то бы мы, конечно, проскочили. Но ясно ведь, что у них машина нырнула в промоину, а у нас лопнул пузырь. По масштабу, происхождению и последствиям это две совершенно разные катастрофы.
Однако наши буржуа в этом не виноваты: они строили тот капитализм, который им заказывали. По- другому в современной России не бывает. И эти мальчики-девочки уже совсем не те, что в девяносто восьмом: они кое-чему научились, стали трезвее и профессиональнее, исчезла их кислая спесь, появилась некая даже договороспособность, интерес к печатной продукции... Одна такая девочка — говорят, инициатор всей этой акции с георгиевскими ленточками, — все равно написала в интернете о том, что теперь, наверное, придется отказаться от красной икры; но большинство сверстников, односреднеклассников, высмеяли ее. В девяносто восьмом превыше всего были понты — сегодня мы теряем класс профессионалов, среди которых много вполне одаренных и очень приличных людей. Вопрос, конечно, в том, насколько бесповоротно мы его теряем — и какая мера упрощения потребуется от всех этих людей, чтобы выжить. Может, все и обойдется, как десять лет назад: ведь благодаря российскому разгильдяйству мы иногда проскакиваем те повороты, на которых рациональный Запад непременно рухнул бы в бездну. Но может ведь и не обойтись, вот я, собственно, о чем. А когда такое происходит десять лет, плодородный слой выскребается быстрей, чем восстанавливается, — и вот вокруг нас уже совсем другие пейзажи...
Милый, милый средний класс, с твоими закосами под интеллектуализм, с непременной «жежешечкой», с зарплатной вилкой от трех до десяти, с заграничными каникулами, невротизированными детьми, глянцем, гламуром, работой, сводящейся к спекуляциям (тоже дело, тоже ума требует)! Я впервые в жизни смотрю на тебя с тихим умилением. Я слишком хорошо помню, какие гладкие нашенские рожи сменили тебя в начале двухтысячных и какие вертикальные лифты пришли на смену твоему невинному карьеризму. Я никогда больше не буду приветствовать грядущего гунна.
Впрочем, гунн ведь тоже со временем заведет себе канарейку.
На канарейку вся надежда.
Сегодня праздник у девчат
«Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики
Все бы ничего и даже отлично — но она и есть одна из своих героинь. В фамилии Гай Германика столько лошадиных понтов, столько кафешантана, что сам собой вспоминается ликер «Амаретто» нашей молодости. А еще она матерится, понтится, кривляется и придуривается. «Ой, а хто это?». «Я тупо туплю — фильм все смотрят».
Органическое существо.
Таких опасаются на вступительных во ВГИК, особенно в актерки, совещаются долго. Абсолютная ленивая естественность перед камерой. Гам за щекой. «Не-а». «Фиолетово». «Пришла так, за компанию с подружкой. Ей хочется». Держится отлично, без дублей, но мало ли и без нее в профессии гопоты?
Беда в том, что когда гопниц берутся изображать девочки из хороших семей, они все время говорят «ваще», «лавэ» и «але, подруга». Слов у мочалок и впрямь наперечет, мыслей того меньше («вау»), но искусственницы ведь и желания свои сформулировать не в состоянии, а это неправда жизни.
Так вот тебе, бабушка, правда жизни, в которую поверят в Канне и даже кое-где в Капотне.
Три подружки вечерком готовятся на дискач и предвкушают. Меряют штаны и помаду, перебирают возможные взаимности. Самый возраст, когда пацаны еще лоховня, лобзиком выпиливают, а девки весь день в ожидании танцев. А он что? А сколько взяли? А вперло сразу или погодя?
Девочки хотели вечером всего и всего получили.
Когда среднюю начинают наотмашь долбить на спортгородке, пробирает подозрение, что барышни так и СОВСЕМ всего добьются. Потому что первая уже лежит в дамской, тык-скыть, комнате в луже своих жидкостей после баллона «Солнцедара», а третью зазвали попыхать и полапаться в кружок восемь каких-то совсем уж дружелюбных пацанов. Что такое подростковая интоксикация, синюшные отеки и «до палаты не довезли», слышать доводилось. Бьют серьезно, по самому взросляку. Из пацанов половина неславянские, прижмуренные и выглядят более чем внушительно: такие и до упора могут заездить. Словом, «жызнь». Из одноименной газеты. Канн млеет, они там потроха любят — но и здесь как-то неприятно. Какая-то, пардон, пропасть во ржи.
Разумеется, уже общее место сравнивать это все с Ларри Кларком и противоположное общее место находить фундаментальные отличия. Говорить, что Кларк хуже, остраненней, а это живье и дымящиеся внутренности. Ну да. Ларри Кларк вуайер и добирает интереса голой подростковой плотью, хоть на том же и теряет в репутации. Ужасаясь подростковому падению, взрослым не следует заодно рассупонивать зиппер. Да и название «Детки» отдает учительской. Строгинские оргии Валерии честнее именно тем, что изнутри. Сама люблю блестку, ресницы до бровей, чтоб вставляло, догоняло и жгло и чтоб отодрали хоть разок по-настоящему, а потом рассказывать через затяжку. Секс типа в большом городе.
Таким образом и выходит кино, как деуки сняли плауки, к морю синему пошли, море синее зажгли. И как их накачали во всех смыслах.
Вот, пожалуйста, и сам стал Ларри Кларком. Впрочем, для особи мужского пола на таком кино это неизбежно. Девочкам направо, мальчикам налево. Девочки на таком кино супятся, напрягают мускул и начинают дышать в лесбийскую сторону. На публичных показах каждая третья с коротким ежиком, мощным бутчевским плечом и тяжелой тоской во взоре. Слишком много на экране сердечек, хмельных однополых объятий, перламутровой помадки и куцых топиков с вишенкой или мухомором. Пробирает не по-детски. Компутер со смайликами, сайтик со знакомствами, заставка из аниме с янтарными глазищами во весь десктоп. А почему, собственно, реакция на фильм под девизом «девочка красивая вышла на карниз» должна быть иной?
Реакция сложная. По всем сердечкам, сосалкам, записочкам и жвачкам с принцессой видно, что автор дистанцию держит очень грамотно. Девок жалко — именно потому, что совсем мелкашки, а ноблес их оближ. Хоронят котика «по-настоящему», с золотыми рыбками. Гомозятся под Рому Зверя. Курят помногу, но всегда не до конца, ради красивого доставания и щелканья поджигой. Уникальное возрастное сочетание детсада и дряни, тяга к которой с головой выдает детсад. А зато я умру позже. Дожди-пистолеты. Чмок всем.
