появился сегодняшний Китай, или вопреки вирусу? У нас же из истории родного Отечества известно, что все лучшее, созданное Советской властью, появилось вопреки ей, а все худшее — это дело рук гадких коммуняк.
Я всерьез должен поверить, что в дюжине латиноамериканских стран живут и богаче, и свободнее, и самобытнее, чем на Кубе? Что в Латвии несравненно лучше, чем в Белоруссии?
А что за вирус мучит Европу и США, с их все более усиливающейся растерянностью и откровенным креном в сторону госкапитализма, планового производства и прочих артефактов недавнего нашего прошлого?
Увольте меня из вашего черно-белого мира, где капитализм надо только разрешить, а социализм надо строить, причем исключительно на человеческих костях. Этот мир отменен давно, капитализм безусловно не менее жесток, жаден и страшен, чем любая иная форма правления миром, а свою бесперспективность доказали многие и многие идеологии; причем в России доктрина либеральная обессмыслила себя особенно стремительно, старательно и страстно. Я даже жалею об этом, честное слово.
В моей книжке много говорится о том, что новые времена все более идеологичными делают человеческую моторику, харизму, мужество.
Тем более что оппонировать на поле идеологий нынешней власти совершенно бессмысленно. Ввиду ее полной идеологической аморфности, власть в России в любое мгновение может принять «левый» окрас, может даже «красно-коричневый», а может и «оранжевый» — была бы необходимость, а PR приложится.
Посему идеологический спор меж мной и г-ном Авеном бесперспективен: и я куда более переживаю за други своя, чем за все идеологии вместе взятые, и г-н Авен, будь он действительно либерал, давно бы занялся в России другими делами, вместо руководства крупнейшим банком.
Что касается чисто человеческих претензий г-на Авена — что моими героями, моими товарищами и, возможно, мной самим движут «неудовлетворенные амбиции, лень и страх» — то здесь можно лишь руками развести.
Предполагаю, что вполне прозрачный страх движет г-ном Авеном, а моими сотоварищами движет бесстрашие, уж простите за высокий штиль.
Если «ленью» лукаво называть любое нежелание встраиваться в существующий порядок вещей — то, да, тогда и лень; правда, лень эта обладает странными свойствами — когда люди проявляют чудеса работоспособности и выживаемости в любых нечеловеческих условиях, попасть в которые для всякого ленивого человека было бы равносильно смерти.
Неудовлетворенные амбиции движут всеми нормальными людьми, и политические амбиции не хуже любых иных. Правда, в данном случае, я бы не говорил собственно про амбиции — потому что куда больше героями моими движет желание быть людьми, жить людьми, любить людьми — и отвечать за многое, за все, за целую страну, а не только за «рабочие места, стипендии — будущим инженерам» и все то, что не без сладострастия приписывает себе и г-н Авен, и многие ему подобные. Низкий вам поклон, что тут сказать. Только оставьте людям право измерять свою жизнь другими категориями. И не надо делать вид, что «рабочие места и стипендии» — это нечто такое, чего никогда не было в мире до вас, а потом вы это придумали и подарили людям, наподобие огня или колеса.
Г-н Авен в своей статье брезгливо помянул лишенный очистных сооружений, «самый грязный город в мире» Дзержинск, где жил я, а он не жил никогда. Такое ощущение, что Дзержинск построили нацболы, одарив неподалеку гостившего у бабушки молодого Авена астмой, о чем он сам вспоминает. Построили его, однако, не мы, но я все-таки замечу, что Дзержинск никогда не был самым грязным городом в мире, и даже в Советские времена делил звание одного из самых грязных городов со своими коллегами на Западе, вовсе не опережая их. В Оке, на которой стоит Дзержинск, я все детство купался, и люди там без вреда для жизни купаются до сих пор, и рыбу ловят — чего не рискнут делать граждане в половине крупнейших европейских столиц, не говоря о людях, проживающих близ зарубежных химгигантов (которые, правда, многомудрые капиталисты предпочитают переправлять в страны третьего мира — создавая при этом, конечно же, рабочие места дикарям, но лишая рабочих мест собственных граждан).
Но я не том. Я просто хочу сказать, что Дзержинск, равно как и другая моя малая родина — деревня Ильинка в Рязанской области, — актуальные по сей день примеры массового исчезновения рабочих мест, остановки десятков огромных производств (в Дзержинске) и привычного сельскохозяйственного оборота (в Ильинке) путем банкротства колхоза. Я никоим образом не желаю обвинить г-на Авена в произошедшем, — как и в том, что в России до сих пор ежегодно, как при нескончаемой чуме, исчезают сотни деревень, — но, право слово, все ваши «рабочие места и стипендии» объективно не способны изменить здесь ситуацию.
Не способны. И не меняют.
Так что делайте свое дело, и не мешайте заниматься своими делами другим людям, пусть и не похожим на вас. Либерализм — не сектантство. А то мне иногда кажется, что вы чужую свободу ненавидите не меньше, чем всевозможные ксенофобы и националисты самых постыдных мастей.
Самое важное наше с г-ном Авеном различие в том, что для меня свет клином не сошелся на моей правоте, и я в ней вовсе не уверен, но лишь ищу ее (о чем неоднократно, и прямо, и косвенно говорю внимательному читателю в своем романе). Зато г-н Авен в своей правоте уверен бесконечно и яростно, он-то давно все понял.
А мы нет. Ну и флаг нам в руки.
Что до стилистических претензий г-на Авена к тексту моего романа, то здесь мне придется замкнуть уста. Может, и у меня есть претензии к г-ну Авену по поводу его банковской деятельности — но едва ли он их стал бы даже выслушивать.
А я вот выслушал и смолчал.
Определенно, я человек большой культуры.
Семь заповедей
Великосветские добродетели
Существует такое нехитрое соображение: наши недостатки являются продолжением наших достоинств. Московский свет устроен по-другому: добродетели его фигуранток суть выражение их пороков. Что же, однако, нужно для того, чтобы прослыть добродетельной особой?.. О! список совсем невелик.
Завести свой бизнес. Отчего-то (я никак не пойму, отчего) светское общество упорно отказывает дамам в главном женском праве — сидеть на шее у мужа. Женщину, имеющую смелость не скрывать истинного положения дел, обязательно запишут в какую-нибудь бранную категорию — «гламурная соска», «рублевская жена», а то и еще покруче. Для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно тратить мужнино состояние на свежий подвоз в «Третьяковку» (имеется в виду проезд, а не галерея), необходима маскировка в виде салона красоты, магазина цветов, агентства по подбору персонала или хотя бы визитки с указанием рода занятий — «декоратор», «специалист по имиджу» да хоть даже и «журналист». Моя светская подруга ужасно волновалась, что у нее нет «статуса», но потом все как-то наладилось — сначала возник «историк искусств», потом случился «психолог», а теперь она «консультант по поло». Тоже дело. Среди важных светских занятий имеется также «проект-менеджмент» и «студентка МГИМО», настоящая палочка-выручалочка для несчастных светских хроникеров, которым приходится из ничего рожать подписи к фоторепортажам. «С подругой» теперь не пишут — за такое оскорбление можно и схлопотать. На крайний случай, если уж совсем ничего в голову не идет, «с гостьей вечера». В любом случае, быть просто чьей-то женой или любовницей сейчас уже совсем неприлично — прошли, знаете ли, те времена, когда было все дозволено.
Принимать участие в воспитании ребенка. Нет, разумеется, речь не идет о том, чтобы ребенка самостоятельно пеленать, кормить или, упаси Господь, читать ему на ночь сказку. В каждой светской семье этими глупостями занимается няня. Няня — самая дефицитная специальность на рынке труда, и единственная профессия, представительницы которой во время кризиса подняли оплату за свои аринородионовные услуги. Однако, с точки зрения света, чрезвычайно важно, чтобы ребенок не был «заброшен». Поэтому раз в неделю светская девушка самостоятельно отвозит дитя в школу — или забирает его. Сделать и то и другое обычно не позволяет напряженный график: работа учредительницы СПА-салона
