Прорыв из внутренней эмиграции на свободу Аверьяновой не удался, но стал возможным для ее стихов, причем лучших, собранных в книгах «Стихи о Петербурге. 1925-1937» и «Пряничный Солдат. Сонеты. 1937» – вместе они составили сборник «Серебряная Рака. Стихи о Петербурге». Ни в одном из известных нам писем к Корсуну Аверьянова ни разу о книге не проговорилась – ни сном, ни духом… Между тем в 1930-е гг. ею были написаны для поздних сборников несколько десятков стихотворений; частично опубликованные посмертно под псевдонимом А. Лисицкая, они составили ей за рубежом поэтическое имя.
В творческой эволюции Аверьяновой книга стихов о Петербурге, несомненно, вершинная, в ней в полной мере раскрылись ее vox humana и потенциал подлинного лирика, воспитанного на лучших образцах петербургской поэзии, сказавшего собственное и запоминающееся слово в «петербургском тексте»[139] («Что, вчерчена, стою навеки я / В больших квадратах невского гранита»).
С точки зрения «внутреннего диалога», «Стихи о Петербурге» – ответ самой себе, автору «Второй Москвы»: «Твоим Петрографом я буду… Москвоотступник – Петроград!» (петрографом, т. е. историком, летописцем).
При самом беглом поверхностном взгляде «Серебряная рака» напоминает путеводитель по Петербургу, по которому автору так часто приходилось водить гостей, рассказывая о достопримечательностях северной столицы с помощью изустных бедекеров («Я случайно приобрела “Павловск” Курбатова, милое издание», – из письма Вл. Смиренскому 7 августа 1925 г.[140]). В содержании и композиции книги сильно чувствуется профессиональная «хватка» гида, готового подхватить вас и шве ста по городу излюбленными туристическими маршрутами, сопровождая рассказ собственными стихами[141], заглавия которых отмечают традиционным разделам путеводителей: «Дворец был Мраморным…», «Летний Сад», «Биржа», «На Марсовом широковейном поле…», «Князь-Владимирский Собор», «Михайловский Замок», «Адмиралтейство», «Смольный», «Сфинксы», «Крюков канал», «Меньшиковский дворец», «Кунсткамера», «Дом Брандта», «Петропавловская крепость», «Академия наук», «Лазаревское кладбище», «Дача Бадмаева» и т.д. В книге поименованы фактически все выдающиеся зодчие города: Д. и П. Трезини, Ж.-Ф. Тома де Томон, Дж. Кваренги, Б. и Ф. Растрелли, Ю.М. Фельтен, К. Росси, А.Д. Захаров, И.Ф. Лукини, А.Н. Воронихин и др., многие «по умолчанию» – через упомянутые в стихах мосты, арки, набережные, храмы, парковые решетки, сады, памятники.
Замысел «Стихов о Петербурге», по-видимому, восходит к циклу Бенедикта Лившица «Из топи блат. Стихи о Петрограде» (Киев, 1922), с пометой на титульном листе: «Из книги “Болотная медуза” (Стихи 1914 г.)» [142], в полном составе он был напечатан в «Кротонском полдне» (М.: Узел, 1928). Самые ранние стихи в «Серебряной раке», за исключением «Биржи» (1925), датированы 1928 г., среди них – «Адмиралтейство», состоящее, как и одноименное у Б. Лившица, из двух частей (I и II). Трижды у Аверьяновой появляется и «медуза» – образ, преемственный не только к «Адмиралтейству» Б. Лившица, но и к одноименному стихотворению О. Мандельштама, – восходящий в своем значении к «Медному Всаднику» (стихия, противостоящая культуре), при этом дважды в маркированных текстах: «Адмиралтейство II» («Где зданье пористой медузой / Распластано на берегу»), и в позднем – «Адмиралтейство» (1933) («Или, ревностной медузой выскользнув, / Ты – Неве песчаная коса?»); в третий раз – в стихотворении «Но неужели, город, ты…» (1935):
И много ль их (одна иль две!)
Медуз, единственных на свете? –
С Невой, Венеции в ответ,
Разгуливает в паре ветер…
В свое время М.Л. Гаспаров отметил, что петербургская тема у Лившица «вписывается в общее для тех лет увлечение тем, что В. Пяст называл “курбатовской петербурологией”»[143]. В полной мере эти слова можно отнести и к «Серебряной Раке», хотя прямых текстуальных перекличек со статьями из справочника В.Я. Курбатова «Петербург: Художественно- исторический очерк и обзор художественного богатства столицы» (СПб., 1913) у Аверьяновой немного. В значительно большей степени – не по внешнему строю, а по своему подспудному настроению в «Стихах о Петербурге» ощущается «дыхание» «Души Петербурга» Н.П. Анциферова (1922) – источника, ставшего одной из точек в осмыслении «петербургского текста»[144]. Как будто бы поэтесса прониклась той же самой идеей, что и автор книги – «…понять город, не только описать его как красивую плоть, но и почуять, как глубокую, живую душу, уразуметь город, как мы узнаем из наблюдения душу великого или дорогого нам человека» (из предисловия И. М. Гревса к труду Анциферова[145]). Двойная ориентация Аверьяновой – на «фасад» и «душу» города заметно сказалась в поэтике ее текста (прежде всего, в его заглавии).
Книга озаглавлена по имени одной из самых «сакральных» достопримечательностей Петербурга, единственной в своем роде. Серебряная Рака была создана в середине XVIII в. выдающимися русскими и европейскими мастерами, по указу дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны, во славу Александра Невского – небесного покровителя Петербурга. Рака пережила вместе с городом все исторические потрясения; ее описания помещались на страницах всех авторитетных справочников по истории и культуре столицы. В 1920 г. мощи Святого Благоверного Князя были перенесены из некрополя Александро-Невской лавры в музей Атеизма и религии в Казанский собор (там они хранились до возвращения на место в 1989 г.). Серебряное надгробие, так называемая Рака, как художественный памятник мирового значения в 1920 г. была передана в Эрмитаж.
В «путеводителе» Аверьяновой Рака выступает и как музейный экспонат (памятник), и как многозначный, насыщенный культурными, историческими и мистическими смыслами образ, постепенно перерастающий в некрологический символ: «выпотрошенная» или лишенная святыни Рака отождествляется с «усыпальницей» всей русской культуры петербургского/ романовского периода. Неслучайно вторая часть книги – «Пряничный солдат» – состоит, главным образом, из сонетов, навеянных прогулками по царской усыпальнице Петропавловского собора.
Как справедливо отметил Г. Струве: «Культ Петербурга переходил у Лисицкой в страсть; она, видимо, знала каждый камень в городе и все связанные с ним исторические ассоциации. Но при всей “топографичности” ее стихов о Петербурге (это как бы поэтический путеводитель по Петрову граду), в них нет холодной археологичности: “самый фантастический город в мире” вошел ей в плоть и кровь, и тема Петербурга – тема историческая и архитектурная – переплетается в ее поэзии с личной, лирической темой (“мой город… – он голос и тело”), и с общей темой России и истории, причем в эту историю вторгается и современность»[146].
«Стихи о Петербурге» открываются посвящением: за криптонимом Л. Р. на титульном листе и стихотворением «Я не позволю – нет, неверно…», вынесенным на первую страницу рукописи в качестве эпиграфа ко всему сборнику, легко угадывается адресат. Историк и искусствовед Лев Львович Раков (1908- 1970) входил в ближайшее окружение Михаила Кузмина; поэт посветил ему цикл «Новый Гуль» (Л.: Academia, 1924), пьесу «Прогулки Гуля» (1924) и несколько стихотворений [147]. В годы знакомства с Аверьяновой (начало 1930-х гг.) Раков служил в Эрмитаже научным сотрудником Античного отдела и затем ученым секретарем (1937), являясь в то же время сотрудником Академии истории материальной культуры (с 1931 г.), располагавшейся по соседству – в здании Мраморного дворца. По роду своих занятий — как знаток и хранитель культурного я исторического наследия он идеально вписывался в общий концепт «Серебряной Раки» (эвфоническое совпадение корневых звуков в его фамилии и заглавии книги в этой связи может показаться не случайным).
Впрочем, несмотря на однозначность титульного посвящения, Раков, по-видимому, был не единственным прототипом лирического героя в «Стихах о Петербурге». М.В. Глинка вспоминал: «Конечно, произнести фразу о том, что “особа” Льва Львовича “послужила лишь чисто внешним поводом для вдохновенья”, мог позволить лишь сам он – в действительности же Лев Львович (а уж в те поры и говорить нечего) был объектом вдохновения, если не сказать, культа не одной только Л.И. Аверьяновой. Однако как человеку, которому выпало счастье хорошо помнить и блестящего эрудита Льва Львовича, и
