Ему очень импонировали теории об инопланетном вмешательстве в исторический ход земных дел.
— Египетская цивилизация, — Бубенчиков поставил на столик опустевший стакан, — просуществовала в неизменном виде более трёх тысяч лет. Это при том, что жрецы владели секретами генной инженерии, ядерного распада и таинственной энергии «мармаш». Однако — кстати о няньках — никто не начал готовить на соседей бомбу, не занялся клонированном и не устроил Чернобыля где-нибудь в районе Абидоса. Техническое развитие не должно опережать ментально-этического — вот о каком законе пеклись жрецы- египтяне. Зато потом пошло-поехало. И вот приехали…
Он грустно махнул рукой.
— Похоже, космическая нянька потеряла квалификацию. Вместе с ремнём, — хмыкнул Шихман, закрывая «конвульсиум». — Мы по обыкновению знаем, коллеги, только то, что мы ничего не знаем…
— Зато другие не знают даже и этого, — хором процитировали Сократа Звягинцев и Бубенчиков- Беллинг.
Над Кольским полуостровом бушевала гроза, вызванная недовольством местных богов. Остальная планета жила по законам хомо сапиенса, которого давно не пороли ремнём. Сосед резал соседа из-за украденной курицы, правительства посылали свои народы в бой из-за нескольких квадратных километров песка или болот, никому на самом деле не нужных. Высоколобые умники в засекреченных лабораториях трудились над уже вовсе запредельными средствами уничтожения, а политики изобретали предлог испытать эти средства если не на соседях, так на собственных жителях…
Когда Лев Поликарпович Звягинцев наконец вышел из вагончика под ночной дождь и подставил ему лицо, холодные капли показались ему не наказанием, а благословением Божьим.
Тайны за семью печатями
В вагончике у Скудина было весело. Грин показал широту русской натуры — приволок из своего контейнера дюжину упаковок «Хольстена», связку хорошо провяленных лещей, мешок солёных фисташек, бочонок чёрных маслин, гору черемши и кадочку маринованного чеснока. Если добавить к этому благолепию горячую варёную картошку да колбасу… В общем, роскошные рестораны могут не беспокоиться. Никакие консомэ и жюльены не способны вызвать у русского человека такого гастрономического восторга. У правильного американского человека, как выяснилось, тоже. То есть, когда пришёл Звягинцев, интернациональный пир шёл горой.
Лев Поликарпович вежливо отказался от угощения, только попросил у Скудина спутниковый телефон. Набрал по памяти номер… На том конце трубку сняли без большого промедления.
— Алло? Володя? Да, я… всё благополучно, спасибо…
У тебя-то, главное, как успехи? Слышимость была великолепная.
— Работаю в поте лица, — бодро отозвался Гришин. Он, кстати, тоже что-то жевал. — Пока выяснил следующее. Рукопись выполнена на искусственно созданном языке, а потом ещё и зашифрована. Код очень сложный, .но нет таких крепостей… Нет, правда, искреннее удовольствие получаю.
— Понял, Володя, спасибо. — Звягинцев вернул телефон, вторично, сославшись на непоколебимую верность отечественному «Бочкарёву», отказался от «Хольстена», накинул капюшон и двинулся сквозь дождевую стену к себе. В его вагончике всё ещё витал жасминовый дух, по крыше барабанили упругие струи, Кнопик подёргивался во сне, глухо рыча. Ни дать ни взять храбро одолевал неведомого врага, так напугавшего его на острове Костяном. Сон явно был увлекательным — пёсик проворонил даже возвращение хозяина, что в обычной жизни было ему несвойственно. Звягинцев включил автоматический чайник, сел и принялся барабанить пальцами по столу. Делать было решительно нечего. Спать ещё рано, а вот работать… Поднявшись, профессор взял с тумбочки творение Шихмана. Перевернул глянцевый лист с посвящениями и благодарностями… Иська благодарил многих. В том числе кондитерскую фирму «Анадама овенс»:
«Автор, засиживаясь над рукописью допоздна, поглощал большое количество печенья, а потому…» Лев Поликарпович просмотрел оглавление и взялся за научные подробности. Его английский позволял читать без труда.