- Ну вот и ладно. А то я еще один вопрос приготовил, а спросить не решаюсь. Про одно деликатное обстоятельство... Можно спросить?
Тут Виктор Сергеевич остановился и посмотрел на Веру своими голубыми глазами, и в них Вера почуяла намек: мол, сами знаете, какие такие деликатные обстоятельства, и если не хотите сейчас говорить про них, так и не надо. Намек Вера не поняла, пожала плечами, сказала:
- Если надо, так спрашивайте.
- Мне в Никольском уже пришлось кое-что услышать. Возможно, что многое из того, что я услышал, сплетни и так, пустое... Но одну вещь мне хотелось бы уточнить. Слышал я, что вы находитесь... как бы это сказать... находитесь в близких отношениях с неким Сергеем Ржевцевым. Так ли это?
Вера вспыхнула, поставила стакан, покосилась на мать.
- Ну и что? - сказала Вера угрюмо. - Я дружу с Сергеем... Ну и что из этого? Кто вам чего наболтал?.. Я с ним дружу... Ну и что из этого?
- Ничего, - сказал Виктор Сергеевич.
Он видел, как Верин испуганный взгляд метнулся в сторону матери и как насторожилась, утеряла вежливую улыбку Настасья Степановна, он видел это и, замолчав, опять прижал подбородок к груди. Настасья Степановна теперь смотрела на дочь и ждала от нее объяснений, и следователь со своими вопросами ее не интересовал, то есть интересовал, но как некое подсобное средство, которое могло бы прояснить неизвестные ей стороны жизни дочери. Вера же сидела воинственная и надувшаяся.
- И все же, Вера, вы обязаны мне ответить, - строго сказал Виктор Сергеевич, - была ли у вас с Сергеем Ржевцевым половая связь?
- Да! Я жила с ним! - с вызовом выговорила Вера. - Ну и что?
- Ладно... А какого числа вы родились? - спросил Виктор Сергеевич.
- В декабре, семнадцатого числа, - сказала Вера. - Была холодная погода и еще что-то было. Дождь не шел.
- Угу, - кивнул Виктор Сергеевич, не оценив ее дерзости.
Потом он еще что-то спрашивал, о каких-то пустяках, говорил опять вяло, словно стараясь успокоить Веру, а она не успокаивалась, думала о Сергее и о том, что о ней судачат сейчас в Никольском, досадовала, что сказала: 'Я дружу с Сергеем', - может быть, сглазила их с Сергеем отношения, надо было сказать: 'Я дружила с Сергеем до вчерашнего дня'; она боялась новых вопросов о Сергее, но и хотела, чтобы следователь спрашивал ее о нем.
- Ну, хватит на сегодня, - сказал Виктор Сергеевич. - Остается мне составить протокол, а вы прочтите и подпишите.
Когда Настасья Степановна подписала протокол, он встал, и лицо у него было такое, что неизвестно еще, кто кому надоел, он ли Навашиным или Навашины ему. Папку свою из гладкого черного кожзаменителя с незастегнутой 'молнией' он взял со стола неаккуратно, и из нее на пол посыпались бумаги, ни одной из которых во время разговора Виктор Сергеевич не вытаскивал. 'Вот черт!' - проворчал Виктор Сергеевич и неуклюже присел к своим бумажкам, стал запихивать их в папку. Вера не сдвинулась с места, а мать тут же нагнулась в ретивом стремлении помочь. 'Ну что вы, Настасья Степановна, я уж сам, я сам!'
Потом Виктор Сергеевич долго стоял у двери, не говоря ни слова и как бы вспоминая, все ли он задал вопросы и все ли поднял бумаги.
Вера с матерью проводили Виктора Сергеевича до калитки, руку ему пожали, обменялись вежливыми словами.
- Вот уж, - сказала мать, вернувшись в комнату, - как одно началось, так все и пойдет.
- Что? - рассеянно спросила Вера.
- Непутевый следователь-то. Хитрый не хитрый, а непутевый.
- Откуда ты сразу поняла?
- Сразу-то и поймешь...
- Брось ты это.
- Я тебе вот что скажу. В милицию мы опоздали. Там уж побывал кто-то до нас. Может, от Колокольниковых, может, от Чистяковых. И с деньгами. Вот и сунули тебя в прокуратуру, и следователя подобрали на ихнюю сторону...
- Опять ты за свое.
- А за чье же, как не за свое! К нам он явился только к вечеру, а с утра облазил Никольское да все, что ему хотелось, повыспросил.
- Напрасно ты...
- Что ж я, слепая, что ли, или еще какая? Я вижу... А ведь ему такое могли навыдумать... Одних Монаховых возьми. Или Чугуновых. Или Творожиху!
- Мне бояться нечего. Я не виновата.
- Виновата не виновата, а так все повернут, так ославят! Им своих защищать надо...
- Мать, я тебя прошу, давай кончим думать об этом следователе. Ну его к лешему. Хуже, чем есть, мне не будет. Выкарабкаемся как-нибудь. Главное нам с тобой живыми быть. И здоровыми. Ты меня поняла?
- Поняла, - печально сказала мать.
Потом она спросила:
- Может, отцу написать?
- О чем?
- О тебе. Может, приедет или поможет. Он хотя и беспутный, но деловой...
- Не надо, - нахмурилась Вера. - Нечего унижаться. Слушай, мне эти разговоры надоели. Хватит мне следователя. Я ни в чем не виноватая, и мне на все наплевать. А как тех накажут, посмотрим, спешить некуда. И хватит. Нервы побереги, поняла? И давай перекусим. Девки под окном как голодные кошки ходят...
Мать проворчала что-то в ответ, может быть, Верин резкий тон обидел ее, но спорить она не стала, а вздохнув, пошла на кухню. Жара томила по-прежнему, грозовая туча, обещанная следователем, так и не явилось. Ужинали молча, и младшие сестры молчали, даже Надька, хоть она и ерзала нетерпеливо на стуле и поглядывала со значением на Веру с матерью, будто знала то, о чем они не знали, однако побаивалась открыть рот - вдруг старшая сестра своей тяжелой рукой оборвет ее высказывания. В глазах Надьки были ехидинки, и Вера понимала, что Надька слышала какой-нибудь разговор про нее, но расспросить младшую сестру следовало где-нибудь наедине.
9
Вера, стараясь успокоить мать, в конце концов и себя убедила в том, что следователь не такой уж плохой человек, и никто его не подкупал, не натравливал на нее, просто разговор у него с ней был предварительный, несерьезный, ради знакомства, а главное и существенное Виктор Сергеевич скажет ей у себя в кабинете, куда он обещал ее в скором времени вызвать. И все же неприятный осадок остался на душе у Веры, особенно от вопроса об их отношениях с Сергеем, и, чтобы освободиться от него вовсе, Вера упрашивала себя забыть о следствии и суде, а думать о матери и ее здоровье и о Сергее.
Она теперь не знала, чего ей хочется - явился бы Сергей в их дом сейчас же или пусть он задержится в Чекалине еще на месяц. И того, и другого она боялась. По ее подсчетам выходило, что Сергей должен вернуться из командировки завтра. Но наступило завтра, а Сергей не приехал.
Не дождавшись его, Вера сказала себе с отчаянием: 'Ну и пусть, ну и ладно, и без него проживем, если уж у него нет совести. Хоть бы он мне на глаза не попался теперь', и отправилась в город. Ей надо было в поликлинику, на процедуры и на укол, а главное - попасть к врачам, смотревшим мать, и вызнать у них все.
Она побывала у онколога, у других врачей, волновалась перед их кабинетами, ожидая приема, дрожала и, несмотря на свою сознательность, готова была молиться, чтобы у матери не было страшного. Врачи ее немного успокоили, сказали, что они ничего не утаили от матери, а какого свойства опухоль, покажет гистологический анализ, они надеются, что анализ будет хороший ('На плохой, что ль, им надеяться!'), но операцию следует делать в любом случае, и Вера, как будущий медик, должна это понять. 'Да, конечно', кивнула Вера. Здоровье матери вообще нашли не ахти каким - и сердце, и сосуды, и нервы, - и Вере ('Отец с вами не живет, да?'), как человеку уже взрослому и вставшему на ноги, нужно было стараться, чтобы жизнь матери шла сытая и спокойная. 'Да, да, я понимаю', - сказала Вера.
