не ждет' запустила из базы 'Время, вперед' - это полный назад! Продюсер до этого дремал за пультом, тут вскочил, подумал, что восемь утра. Пришлось выгонять в коридор. Не знаю, что они там все про меня думают... Тебе звонила каждые полчаса, но куда там! Все время занято. - Я в сети рылся, - оправдывался я. - Искал писателя. Он, кстати, оказался неплохим парнем. Временами - так очень даже забавным. - Я вспомнил лицо Игната после ингаляции над пыльным мешком и не сдержал улыбки. - Просто он чересчур замкнут в себе. Такое ощущение, что Игнат сознательно сделал доступ к красотам своей души максимально затруднительным для окружающих. - Это от него ты научился так выражаться? - съехидничала Маришка. И вдруг без перехода уткнулась носом в мое плечо. Бедная! - подумал я. Возможно, пустословие и грех, но как быть тем, для кого этот грех неотъемлемая часть работы? Труженикам разговорного жанра? Ладно диджеи и прочие ведущие развлекательных программ, без них, в случае чего, можно обойтись, но как же врачи-логопеды, преподаватели риторики, адвокаты, политики в конце концов? Впрочем, это я хватил: без последних, пожалуй, обойтись еще легче, чем без диджеев. И все равно... Бедная! Чтобы как-то успокоить, поведал ей о событиях сегодняшнего утра. И тех нерадостных выводах, к которым пришли мы с Игнатом. 'Ладно, - сказала она, оттаивая. - Милые бранятся - только чешутся. Тебе спинку, кстати, почесать? Так ты теперь, получается, один из нас? Из цветных? Ну, мало ли, в чем твой Валерьев уверен. Сам-то вон, отметился... голубь! А ты что же никак себя не проявишь? Может, ты святой? Вот здесь чувствуешь? Чешется? Ну точно, святой! Крылья режутся... Как бы нам тебя проверить?.. Придумала! Ты убей кого- нибудь, а потом извинись по-быстрому. Есть у тебя кто-нибудь на примете? Ну, кого не жалко? Нет, меня нельзя, я сегодня еще не молилась'. Встрепенулась вдруг. 'Стоп! Я не много говорю? Посмотри, с лицом у меня...' Нахмурилась. 'И все-таки, это ужас, когда даже с родным мужем поговорить - страшно'. Тонкая складочка между бровями и челкой разгладилась, только когда она снова заснула. Лишь после этого я тоже смог забыться неспокойным сном. Но, несмотря на это, проснувшись через шесть часов, я чувствовал себя совершенно выспавшимся. Может, и впрямь становлюсь святым? Вот уже и потребности естественные отмирают. Однако, некоторые события наступившего дня заставили меня всерьез усомниться в собственной святости и на некоторое время распрощаться с мыслью о неброском скромненьком нимбе 56-го размера.
'Интересно, - думал я на следующее утро, - смог бы, к примеру, Гай Юлий Цезарь одновременно сушить волосы феном, рисовать губы на лице и огромной ложкой тырить у меня творог?' Хм... Он-то, может, и смог бы, да только кто б ему дал? А вот Маришка при всем этом умудрялась еще и разговаривать: - А чей это звонок чуть было не поднял меня с постели? - спросила она. - Пал Михалыча, естественно. Кажется, он решил сделать телефонные приветствия в семь утра хорошей традицией. - И что сказал? - Вопрос был задан явно с целью отвлечь мое внимание, пока огромная расписная ложка совершала новый маневр над наполовину разграбленной тарелкой. - Да ничего особенного. Так, обменялись новостями... Вернее, добавил про себя, информацией об их отсутствии. Я поведал Пашке о 'голубом периоде' в творчестве Игната Валерьева и о квесте с элементами аркады в 'Игровом'. Пашка поделился собственными сомнительными успехами. Администратор ЦДЭ по-прежнему пребывает где-то вне досягаемости средств телефонной связи. Секретарша не знает, что думать и куда отсылать назойливых посетителей. Готова обратиться за помощью к милиции, благо последняя почти всегда под боком. В принципе, трое суток со дня исчезновения сегодня истекают, так что можно и в розыск. Правда, толку от него... А вот писатель твой огорчил, огорчил... От единственной приличной версии с отравлением из-за него приходится отказываться. Хотя отравления, знаешь, разные бывают, иногда не обязательно что-нибудь есть или пить, можно и через дыхательные пути. Сектанты со времен 'Оум Сенрике' это любят: запудрят мозги, напустят туману... Ну и что, что на всех по-разному действует? Мало ли, как это связано с деятельностью мозга... Да хоть бы и подкорки! Сейчас биохимии какой только нет. Говорят, синтезировали мужской феромон убойной силы. Брызнул по капле за каждое ухо - и сотни гордых красавиц прямо на улице бросаются к твоим ногам. А ты говоришь, подкорка. Этот аттрактант, кстати, на втором этаже в ЦУМе продается под видом туалетной воды. 'Апполон' называется. Я сегодня буду в центре, может, тебе взять пару флаконов?.. Ну, а мне так тем более без надобности. А вот с календариком твоим... Хе-хе... 'Что?' - оживился я. Остатки сна разлетелись в мелкие клочья. 'Вечером, - не преминул поиздеваться Пашка. - Поговорим об этом вечером. Я к вам заеду часиков в восемь, идет?' Маришка отложила наконец в сторону фен и тюбик помады, осведомилась: - Ну, и куда ты поведешь меня, такую красивую? Я бросил взгляд на часы и попробовал порассуждать вслух. - В такую рань? Значит, ночные клубы уже закрыты. В казино полным ходом идет подсчет фишек. В ресторанах - только манная каша с бутербродами. А как насчет оздоровительной утренней прогулки в парке? Можно в кроссовках. Красота поникла. Обреченно подсела к столу, протянула руку за огромной, явно запрещенной Женевской конвенцией ложкой. - У тебя помада на губах, - напомнил я. - Теперь уже не важно. - Грудь под тонкой водолазкой приподнялась в глубоком вздохе. И все-таки она беспокоилась о накрашенных губах и потому, поднося ложку ко рту, устрашающе широко разевала рот, как будто, прежде чем съесть несчастный творог, хотела хорошенько его напугать. Да уж, судя по времени, затраченному на укладку и макияж, простой прогулкой в парке она сейчас не удовлетворится. Я притворно вздохнул. Если красота требует жертв, то лучше, не споря, выполнить ее требования. Иначе кто потом спасет мир? - Может, в кино? Кажется, в киноцентре на Синей Бубне будет что-то интересное. В двенадцать тридцать. То есть... Она посмотрела на часы и закончила: - Надо спешить. - Ага! - Я кивнул и оторопело поглядел на тарелку с... теперь уже из-под творога. - Ничего, - облизнув ложку, успокоила меня Маришка. - Покидать стол следует с чувством легкого истощения. Рядом с остановкой скользили по тонкой ледяной корочке воробьи, от холода молчаливые и похожие на клубки шерсти. Мы пропустили один пустой автобус и влезли, в переполненную маршрутку, рассудив, что время в данном случае важнее комфорта. Расселись кое-как, заняв вдвоем полтора места; поехали. Мое внимание привлек листок бумаги, свисающий с потолка кабины. 'УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ! - призывал текст. - ВОДИТЕЛЬ ГЛУХОЙ! ОБ ОСТАНОВКАХ СООБЩАЙТЕ ГРОМКО И ЗАРАНЕЕ'. Слово 'глухой' было подчеркнуто маркером, на редкость неровной чертой. Должно быть, у него и со зрением не все в порядке, подумал я, усмехнулся и только после этого перевел взгляд на пассажирку, сидящую напротив. И некоторое время недоумевал: что привлекло меня в ней? Ну молодая, ну симпатичная - девочка-студентка в черном шерстяном пальто. На плече рюкзачок, на коленях - раскрытая книжка. Но все это - еще не повод неприкрыто пялиться на нее вот уже вторую минуту! В конце концов до меня дошло, что так гипнотически притягивает мой взгляд - прическа незнакомки! Ее волосы удивительны: неопределенного цвета, то ли темные, то ли каштановые, они струятся по плечу, по черной шерсти пальто, вниз, к коленям, и один особенно любопытный локон близоруко скользит по раскрытой странице. Зачем?.. Тоскливо заныла казалось бы давно затянувшаяся рана. Зачем Маришка состригла волосы? То есть, разумеется, я отлично помню оба ее аргумента. Во-первых, шампунь, которого уходило по полфлакона через день. А во-вторых, такой длины волосы не вязались с имиджем популярного диджея. Она ведь ведет не только программы на радио, но время от времени и дискотеки в клубах. Не поворачивая головы, я посмотрел на Маришкино отражение в зеркальце водителя. Короткая челка, не доходящая до бровей, аккуратно простриженные лакуны вокруг ушей. Маришка поймала мой изучающий взгляд, преломила и отразила в вопросительном: 'У?'. 'Нет, ничего', - я покачал головой и опустил глаза, скрывая следующую мысль. Скучать по тебе, когда тебя нет, легко и естественно. И стократ мучительнее тосковать по тебе, когда ты рядом! Сидящая напротив девушка пошевелилась. Взгляд ее остался прикован к книжным страницам, но переменилось положение ног, и теперь в разрезе пальто я мог видеть левую ногу, от колена и ниже, скрестившуюся с правой, зацепившуюся за нее мыском туфельки. И я, хоть отдавал себе отчет, что пялиться на посторонние женские ноги еще неприличнее, чем на прическу и лицо, не в силах был наступить на хвост собственной мысли. Кстати, и ноги у них очень похожи, Маришкины и этой девушки. На первый взгляд. Я скосил глаза вниз, но на Маришке по случаю ветреной погоды был надет длинный плащ, а под ним джинсы, так что детальное сравнение я отложил на потом, удовольствовавшись пока тем примерным результатом, который подсказывала мне память. А помню я многое... Удар острым локтем в бок - средство, на мой взгляд, слишком радикальное. Но действенное; оно мгновенно вывело меня из задумчивости. Я моргнул, чтобы сфокусировать взгляд, и вернулся из прошлого сентиментальных воспоминаний в настоящее. Мало-помалу окружающая реальность обрела четкость. Судя по виду за окном, до 'Тополево-Кленова' нам оставалось еще минут пять. Зачем было толкаться? Разве что Маришка задела меня случайно, спросонок. - Ты чего? - спросил я. - Я?! - негодующе прошипела Маришка. - Это я чего?! Тем временем объект моего интереса, длинноволосая и длинноногая студентка, отложив книжку, нагнулась вперед и сочувственно спросила: - Вам плохо? Однако, какой приятный тембр. В растерянности повернулся к ней. - Пока нет, - ответила за меня Маришка деревянным голосом. - Но сейчас будет. - И я заработал второй удар в бок. - Нам пора, - сказала
