Несколько минут в медотсеке царило молчание. Затем Полина резко отодвинула пульт управления диагностом, поднялась.
- Ты ведь не просто частности ищешь, Илья? Все они - в отчетах 'лунатиков'. Ты ищешь то, чего нет в отчетах. Ты ищешь Боль?
- Да! - Илья упрямо сдвинул брови. - Если боль чувствуешь только ты, то это, наверное, в самом деле частность, странный вторичный эффект, присущий только твоей психике. Но если это действительно Боль, то такое сильное чувство не может обойти других медиумов. Значит, другие тоже мучаются и... тоже скрывают. А раз так, то Большая Боль - суть реальность и реальность чрезвычайно странная для волновода хаотической информации. Ты же знаешь я бывший хирург, для меня боль слишком знакомый симптом.
Полина поморщилась.
- Не понимаю, к чему ты клонишь, - с досадой сказала она. - Но все равно - не мучай людей, Илья. Им и без тебя тошно. Это моя боль, мне за нее и расплачиваться. Отправь меня на Землю - и дело с концом.
- Буду рад, - Илья приоткрыл дверь и заглянул в бокс, куда поместили после операции Исаева. Иван дремал или делал вид, что дремлет. - Это нелепо звучит, но я в самом деле буду рад, если твоя боль окажется только твоей.
Станция спала.
Было около трех условной ночи.
- Дин-дон, дин-дон! - отозвался колокольчик, и Илья, мгновенно сбросив покрывало сна, пригласил видеовизитера. Однако объем экрана не зажегся.
- Ваш срочный заказ выполнен, - сообщил бесцветный голос большого логического. - Информация обработана. Данные анализа отосланы.
Илья поспешно взял из окошка, доставки тонкий рулончик, развернул ленту.
- Так, та-а-ак, - бормотал он, всматриваясь в кривые графиков. - Пусто, пусто, и слава богу, что пусто. И здесь - норма. Прекрасно. Тоже пре...
Он замер.
'Это оно! - подумал Илья. - Четыре случая, как у Полины... Но пики на ленте, что за пики?! Они в несколько раз выше, чем на контрольной ленте Лоран. Значит... Бедняга, как он выдерживал? Как он мог выдержать такое!'
Ефремов поспешно надел тяжелый кокон формы. И сразу же тихий голос Помощника обрадованно прошелестел в сознании:
- Требуется ли помощь? Определите сферу моих действий.
- Я еще сферу своих не определил, - вздохнул Илья. - В общем так. Сейчас будет сплошная юриспруденция прошлых веков: сначала изобличение, потом дознание. А ты веди протокол - то есть фиксируй наш разговор.
В коридорах Станции не было ни души. Илья нашел нужную дверь, положил руку на белый квадратик вызова и не убирал ее до тех пор, пока дверь не распахнулась.
- Позвольте, - сказал Илья и, не ожидая приглашения, шагнул в каюту. 'Для начала неплохо, - подумал он. - Противник ошарашен моей немыслимой бесцеремонностью, моей бестактностью - ворваться к человеку среди ночи!'
- Что-нибудь случилось? - спокойно поинтересовался Юрген Шварц. - Вы... так неожиданно да еще при полном параде.
- Помните, Юрген, нашу первую встречу? - Илья присел, а Шварц, чью костлявость и нескладность не мог скрыть даже пушистый халат, стоял возле дивана. - Вы тогда заявили, что это по моей части - разобраться в аномалиях психики отдельных исследователей. Я внял вашему совету и разобрался! Я даже больше сделал: теперь я определенно знаю, почему вы, когда остальные с нетерпением ожидали выброса Скупой, сидели в кресле и вас снедала дикая тоска.
- Любопытно, - Шварц отпрянул в тень, затаившуюся в углу каюты. - Вы говорите так, будто я преступник, а вы - удачливый детектив.
Илья не принял шутки.
- Отчасти это, наверное, так и есть, - жестко сказал он. - Можно быть вредным для общества и для дела не только какими-то действиями, но и бездействием... А теперь выполните, пожалуйста, мою небольшую просьбу. Мне нужен подробный отчет о ваших действительных ощущениях во время приема хаотической информации.
Слово 'действительных' Илья произнес громче остальных, и во взгляде Юргена что-то дрогнуло.
- Не морочьте мне голову, - грубо сказал он. - Я давным-давно сдал все необходимые отчеты.
- Ваши отчеты - фантастика! - Илья оставался совершенно спокойным. Иначе говоря, - фальсификация, выдумка, ложь. А мне нужна правда.
- Я свободный человек, - гордо заявил Шварц. Он ступил шаг вперед, в круг света, выпрямился. - И никто не заставит меня делать то, чего я не хочу делать. Вы мне надоели, Садовник, кроме того, я не приглашал вас в гости.
- Странное у вас понимание свободы, - покачал головой Илья. - Вы что, забыли: жить в обществе и быть свободным от него...
- Не трудитесь вспоминать, - Шварц, по-видимому, вконец разъярился. - Я тоже читал классиков марксизма-ленинизма... Но я вовсе не обязан выворачивать перед вами душу. Кстати, меня ограждает право вето. Или вы и об этом забыли?
- Юрген, - устало сказал Илья, - вы же умный человек, умнейший даже. Как вы не понимаете, что нам крайне важно выяснить сущность этой Боли. Узнать, что скрывается за ней. И ваша ложь сейчас вредит общему делу. Впрочем, как вредила и раньше, как вредит любое сокрытие истины... Мне некогда вести дискуссию об аморальности вашего поведения. Мне нужна информация. И немедленно. Если вы не расскажете обо всем сами, я буду вынужден просить совет Мира прозондировать ваше сознание.
Шварц побледнел.
- Вы не посмеете, - прошептал он недоверчиво. - Это унизительно... И для меня, и для вас...
- Еще как посмею, - заверил его Илья. - У меня, повторяю, нет выбора.
- А чего вы хотели? - закричал вдруг Юрген. Космолог заметался по каюте, пиная попадающиеся на пути предметы. - Чтобы я разнюнился, как ваша Лоран? Чтобы случайная, глупая боль, - да, я уверен, что это тоже вторичный эффект, в крайнем случае, сигнал о каких-то неполадках в энергетической системе, - чтобы эта боль обрушила на Окно и его исследователей океан вашего безотказного гуманизма?! Да эта 'беспредельная боль', - он явно передразнивал Полину, - в сравнении с океаном вашей обязательной доброты - жалкая лужица! Я расскажу, если вы настаиваете, я, конечно, все расскажу...
Шварц как-то сразу потускнел, сгорбился, будто прошлая боль вдруг вернулась к нему, нахлынула, и не было сил сопротивляться неизбежному.
В Пустыне было страшно холодно.
Ефремов знал всю подноготную этой человеческой выдумки, да в конце концов форма-скафандр могла оградить его даже от космического холода, и тем не менее шел и шел, забыв обо всем, ежась и кутаясь в куртку.
Он вспомнил все. Скупые сведения и пышные гипотезы о сущности Окна промелькнули пред его внутренним взором. Боль Полины умножилась на боль Шварца, а изо всех признаний космолога вдруг высветлилась одна странная фраза: 'Вы знаете, Илья, я удивляюсь не силе боли, не ее масштабам, а ее отвлеченности. Мне постоянно казалось, что это какая-то инородная боль. Будто возле сердца трется и трется кусочек металла'.
Илья присел на камень. Какая-то зверюшка - суслик, тушканчик? пристроилась у его ног. Немного отогревшись, запищала, засуетилась.
Мысли не складывались.
Наугад, интуитивно Илья, наконец, выстроил цепочку: инородное тело, то есть Станция, находится в энергетической системе, об этом поступают сообщения, так называемые сигналы боли, и, как результат, как защитная функция Окна, - деятельность амеб. Единственным, что не вписывалось в логическое построение, была Боль. Откуда она? И почему? Почему энергетическая система, то есть главный узел ее - пульсар Скупая, реагирует на их присутствие в Окне именно Болью?! Так ли это? Как проверить, что боль не просто боль (вторичный, третичный эффект восприятия человека), а непосредственная реакция системы на инородное тело?
