— Вероятно, — сморщилась Уида. — Не хочу это обсуждать.
— Как тебе угодно. Ты ведь первая об этом заговорила.
— Ну вот, началось… — Всем своим видом она изобразила тоскливую досаду. — «Ты первая начала!» — «Нет, это ты первый начал!»… Печальные воспоминания детства. Впрочем, у тебя есть брат, тебе это должно быть понятно.
— Нет, — сказал Эмери.
— Что — «нет»? — вскинулась Уида. — Нет брата? Мне-то можешь голову не морочить, я ведь имела удовольствие наблюдать вас вместе.
— Ну да, — сказал Эмери. — Брат у меня есть. И ты достаточно долго видела нас вместе, чтобы заметить, что мы не ссоримся.
Уида махнула рукой.
— Это вы нарочно изображали, чтобы мне досадить. А еще говорят, будто мужчины не мелочны и им, дескать, чуждо коварство!
— Да, — подтвердил Эмери, — мы, мужчины, дьявольски коварны. Кстати, почему ты расхаживаешь в одной рубахе? Нам скоро выезжать.
Она сверкнула улыбкой.
— Так ты согласен? Со всеми моими предположениями? И со всеми доводами? Вообще — со мной? Целиком и полностью?
— Да, — ответил Эмери. — Поступим по-твоему. Сперва заглянем в деревню, чтобы убедиться…
Он осекся, не в силах выговорить то, что пришло ему на ум.
Уида спокойно завершила:
— Чтобы убедиться в том, что Талиессина там нет и что он не пострадал во время мятежа.
— Да, — Эмери кивнул, — а после, не дожидаясь солдат, отправимся в Медный лес…
Уида с задумчивым видом жевала свой локон. Заметив, что Эмери наблюдает за ней, выплюнула волосы и сказала:
— Вот и мне почему-то не хочется, чтобы солдаты обнаружили Талиессина раньше, чем его встретим мы. Сама не могу объяснить, откуда такое предчувствие…
Человека, командовавшего солдатами, звали Мельгос. О мятеже ему было известно не многое. Только то, что сообщили отряду перед отправкой из столицы: убийство землевладельца, поджоги, грабеж. Так он и сказал двум знатным господам, которые догнали отряд уже возле самой деревни.
Знатные господа, мужчина и женщина, были встревожены. Они отправились в путешествие, как они заявили, наедине, дабы укрепить свои брачные узы. Поэтому они не взяли с собой даже слуг. Дама, в богатом дорожном платье, добавила при этом:
— Разумеется, мы отдавали себе отчет в том, что возможны разного рода приключения… Но не настолько же отвратительные! К тому же это просто опасно.
Ее лицо, неправильное, но очень привлекательное, глядело из-под покрывала ясно и простодушно. Мельгос был очарован.
Он ответил с поклоном:
— Мы сделаем все возможное, госпожа, чтобы ваше приключение не стало отвратительным. Вероятно, было бы разумнее избрать другую дорогу.
— Нет, — вмешался Эмери, — мы не намерены отступать от нашего первоначального плана. Подобное отступление испортило бы нам настроение. К тому же теперь, когда нам стало известно о здешних неприятностях, мы желаем убедиться в том, что бунт подавлен.
— Можете не сомневаться, — заверил Мельгос. — Даю вам слово.
— Я уверена в том, что вы сделаете все, дабы это слово сдержать, — заявила Уида, — однако обстоятельства могут оказаться сильнее. Мне уже разок доводилось видеть, как это бывает. Однажды мой покойный брат, его звали Кустер, дал мне слово, что поймает для меня хорька — я непременно желала иметь ручного хорька. Положим, я поверила брату и уже приготовила для своей комнаты вышивку: «Здесь живет хозяйка хорька». И что же? Той же ночью, как он ушел на ловитву, он оступился в темноте и сломал себе шею.
— Не слушайте мою жену, — перебил Эмери, — она весьма огорчена смертью своего брата.
— Да, понимаю. — Мельгос глянул на Эмери с мимолетным сочувствием. — Каждый переносит горе по- своему. Бывают весьма странные способы. Это очевидно.
— Поэтому, — очаровательно улыбаясь, заключила Уида, — мы непременно желали бы посмотреть, как вы усмиряете бунт. Хорошо? Мы постоим в сторонке.
— Боюсь, сударыня, что вид этих людей… э… — Мельгос поперхнулся.
Уида схватила его за руку.
— Ерунда! Я отлично знаю, что бунтовщики, если их схватить, выглядят как самые обычные люди, только еще более жалкие.
— Это, госпожа, я и хотел сказать, — с достоинством объявил Мельгос.
Он уже понял, что от попутчиков не избавиться. Он не мог запретить им ехать по той же дороге, не мог арестовать их и отправить восвояси. К тому же и этот Эмери держался так, словно имел связи при дворе, — стоит ли раздражать его?
Мельгос сказал ему:
— Защищайте вашу спутницу сами. У меня вряд ли хватит солдат для того, чтобы охранять такую… м- м… оживленную даму. Если она окажется в гуще событий, то, боюсь, я могу оказаться бессилен…
Эмери молча кивнул. Мельгос сжал его руку и отъехал в сторону.
Деревня открылась сразу за поворотом. Здесь действительно начинался проселок, отметил Эмери. Уида остановила коня и громко, весело свистнула. Перед ними лежали руины. Вялый дым поднимался в воздух. Воняло перегаром, от горечи першило в горле. У бунта началось похмелье.
Первыми в деревню вошли всадники. Кони брезгливо ступали среди развалин, обходили горы битого стекла, поднимали тучи пепла.
Уида быстро оглядывалась по сторонам.
— Я не вижу здесь никаких мятежников…
— Может, они прячутся? — шепнул Эмери.
Уида покачала головой.
— Нет, они ушли. Здесь только женщины и старики, да еще несколько мужчин, которые не боятся за себя.
Действительно, скоро из одного из уцелевших домов послышались плач и отчаянные крики. Солдаты вытащили наружу женщину с мятым покрывалом поверх встрепанных волос. К ее юбке прицепились двое чумазых мальцов, а следом бежал нескладный мужчина и невнятно ругался.
— Ушли! — отчаянно кричала женщина, отрывая от себя мальцов и делая мужчине непонятные знаки. — Ушли, все ушли!
Мельгос наклонился к ней с седла. Она вдруг заметила высоко в небе всадника и перепугалась. Присела, замолчала, двигая губами.
— Куда они ушли?
Женщина молчала, прибитая к земле ужасом.
Мужчина сказал:
— Что вы к бабе прицепились? Меня спросите.
Он, конечно, знал, что солдаты держат его на прицеле: добрая половина пеших в отряде была вооружена луками.
— Они ушли в Медный лес. Здесь только крестьяне. Не всем бунтовать охота, кто-то хочет просто жить. А вы как думали?
И он вздохнул.
Мельгос спросил:
— Где господин Алхвине?
