вставать.
Аббана махнула рукой.
— Сидите, — позволила она уже после того, как половина из присутствующих поднялась и игра была совершенно сломана. — Будем запросто. Гальен, я пришла за тобой.
Гальен бросил на приятелей извиняющийся взгляд — мол, бабы! — и пошел к выходу. Аббана, разумеется, этот взгляд перехватила и поджала губы. Ничего, он запоет иначе, когда узнает, как ловко она обернула все дело.
— Мы переходим на службу к Вейенто, — сообщила она приятелю.
— Мы и так служим сейчас Вейенто, — возразил Гальен. И насторожился: — Аббана, что у тебя на уме?
— Во-первых, я твой капитан… — начала она, улыбаясь во весь рот. — А точнее, я уже больше не капитан! Вейенто очень доволен мной. К тому же я сообщила ему кое-что о новом герцоге Ларра, об Элизахаре. Весьма ценные сведения. Он и предложил мне службу у него. Лично у него, представляешь? Подчиняться непосредственно герцогу. Быть его… если не правой рукой, то одним из пальцев на его правой руке, если ты понимаешь, о чем я.
— Приблизительно, — сказал Гальен, щурясь.
— Ну вот, я замолвила за тебя словечко, так что он решил взять нас обоих, — заключила Аббана. — Ты доволен?
— Еще бы! — сказал Гальен с кислым видом. Он обернулся на казарму, где оставил приятелей и игру.
Аббана сдвинула брови.
— По-моему, ты предпочел бы торчать с этими недоумками и бросать кости, — угрожающим тоном начала она. — В то время как перед нами открывается блестящая карьера. Мы можем стать придворными! Даже законченное академическое образование не давало нам подобной возможности.
— Угу, — сказал Гальен.
— Что тебе не нравится? — рассердилась наконец Аббана.
— Придворные интриги, о которых ты так мечтаешь, — вещь опасная, — сказал Гальен.
— Вздор! — Она передернула плечами. — Если все делать по уму, то нисколько не опасная. И потом, в конце концов, мы не собираемся жить вечно. У нас должна быть яркая, насыщенная жизнь! Не прозябание… Помнишь этого Роола, брата Софены? Маленькое поместье, какая-то «уткина заводь», женушка, дочка… Небогатенький домик. Мирненькое существованьице.
— Тебе ведь понравился Роол, — напомнил Гальен. — Я его, разумеется, не защищаю, он не идеальный, но, когда после смерти Софены он приезжал в Академию, ты с ним провела довольно много времени и потом отзывалась о нем весьма нежно.
Аббана скривилась.
— Ну да, в память о погибшей подруге. Разумеется, я близко к сердцу приняла горе ее брата. Это ведь было и мое горе! Но его жизнь… Теперь, когда я увидела, как можно прожить отпущенные нам годы, — теперь, разумеется, Роол представляется мне человеком чрезвычайно ограниченным. И то, чего он добился… Софена была права. По большому счету — это предательство. Предательство юношеских идеалов, стремлений к лучшему, к прекрасному, к возвышенному.
— Что ты называешь «возвышенным» — придворные интриги и возможность в них поучаствовать? — осведомился Гальен. Ему почему-то хотелось позлить Аббану.
— Не возможность участвовать в интригах, — оборвала она, — а быть в числе тех, кто преобразует мир. Ты знаешь, это ведь упоительно: видеть людей насквозь, знать, как они устроены, различать типажи — и дергать за нужные ниточки! И видеть, как они послушно идут в ту сторону, в которую ты их направил!
— Ну да, — сказал Гальен, — это и есть интриги. Но при чем тут преобразование мира?
— Гальен, — Аббана надвинулась на него и заговорила в упор, — я предлагаю тебе нечто совершенно особенное. Вейенто рвется к власти. И он получит власть! Он станет королем, в этом лично у меня нет ни малейших сомнений. Дело даже не в его правах на престол. Дело в его личности. Он великий человек, великий! Он видит на тысячу шагов вперед. Он все рассчитал. Говорю тебе, он сядет на трон.
— Очень хорошо, — сказал Гальен, — а дальше что?
— Мы будем рядом. Понимаешь? Мы будем рядом с ним. С королем. Мы будем в числе тех, кто поможет ему в его восхождении.
— Аббана, по-моему, ты бредишь.
— Я трезва, как никогда. Я все рассчитала.
— Все всё рассчитали, — пробормотал Гальен. — Очень хорошо.
— Гальен. — Аббана заглянула ему в глаза. — Мы возьмем на себя грязную часть работы. Я только что от него. Понимаешь? Он прямо не говорил об этом, но… Он вообще не говорил об этом, однако по его взгляду, по его манере держаться я все поняла. Я поняла это с самого начала. Еще в тот миг, когда он предложил мне перейти на службу лично к нему. Понимаешь?
— Нет, — сказал Гальен.
— Мы должны убить королеву…
Гальен помертвел. Он отошел от Аббаны на несколько шагов и окинул ее внимательным взглядом с головы до ног. Она улыбалась уверенно и спокойно. Она вовсе не казалась ни пьяной, ни безумной.
— Ты мне не веришь? — ровным тоном осведомилась она.
И он выдавил:
— Верю…
Потому что в этот миг, против своей воли, он действительно поверил в то, что Аббана правильно угадала желание герцога Вейенто, угадала и намерена осуществить его. И если он, Гальен, будет в этот момент рядом со своей подругой, то все пройдет гладко, без сучка без задоринки, и перед всеми — и в первую очередь перед ними двумя — откроется наконец новая прекрасная жизнь.
Глава восемнадцатая
ВОЗВЫШЕНИЕ РЕНЬЕ
Ренье недоумевал: для чего за ним прислали из королевского дворца? Письмо лежало на столе в маленькой комнатке, которую занимал младший из братьев. Узкий листок, связанный шелковой ниткой. Ренье так и не смог допытаться у слуг, кто и как доставил его в дом Адобекка. Оно вдруг появилось — и все.
Несколько стремительно выписанных слов. Ренье хотят видеть в личных апартаментах королевы.
Со вздохом он стал собираться. Вытащил из сундука шелковую рубаху, красивую тунику с прорезями.
Талиессин, заслышав возню, заглянул к нему в комнату.
Ренье замер с ворохом тряпок в руках. Он до сих пор не привык к новому лицу принца, к его шрамам, к его глазам взрослого человека.
— Мне надоел твой дядя, Эмери, — объявил Талиессин.
— Мое имя Ренье, ваше высочество, и вы об этом знаете, — возразил Ренье.
Теперь, когда Талиессин, тайком привезенный в столицу и водворенный в доме Адобекка, видел обоих братьев вместе, хранить от принца их тайну больше не имело смысла. Но Талиессин упрямо продолжал называть своего бывшего придворного старым именем — отчасти по привычке, отчасти же из желания отомстить за то, что ему так долго морочили голову.
— Буду я еще разбираться, кто из вас кто, — фыркнул Талиессин. — Куда проще пользоваться одним именем на двоих.
Ренье не стал указывать наследнику на то обстоятельство, что вопреки этому утверждению он никогда не путал братьев. С настоящим Эмери Талиессин держался вежливо и отчужденно, с Ренье — фамильярно и иногда агрессивно.
— Твой дядя держит меня здесь как заложника, — сказал Талиессин. — И он мне надоел, слышишь? Так
