ему и передай.
— Ведь вы его почти не видите, ваше высочество, — сказал Ренье. — Как он мог вам надоесть?
— Он не единственный, кто ухитряется раздражать меня, оставаясь невидимым, — сообщил принц. — Есть и другие… Я не могу выходить в город, не могу даже приближаться к окнам. Моя мать — и та ничего не знает о моем возвращении.
Ренье молчал, поглядывая на Талиессина поверх горы рубах и штанов, вынутых из сундука.
— Ты собираешься во дворец? — спросил Талиессин.
— А что, это так заметно? — Ренье улыбнулся.
Талиессин не ответил. Прошелся по комнате. Остановился, резко повернулся к Ренье.
— Расскажешь мне, что там происходит, хорошо?
— Хорошо.
Талиессин опустился на крышку сундука, подпер подбородок кулаками. Признался с обезоруживающей простотой:
— Когда я давал Адобекку согласие на его авантюру, я не предполагал, что это затянется так надолго.
— У нас связаны руки, — сказал Ренье, начиная одеваться. — Мы ничего не можем предпринять, пока Вейенто не прибудет в столицу для своего бракосочетания. Одно хорошо: он уже в пути.
Талиессин кивнул и отвернулся, думая о своем. Он жил в доме Адобекка скрытно и действительно не выходил на улицу. Адобекк старался скрасить его вынужденное заточение, как мог: носил ему книги, покупал хорошее вино, просил Эмери, чтобы тот побольше музицировал, а Ренье и без всяких просьб старательно развлекал принца разговорами.
— Жизнь на воле испортила меня, — признался Талиессин как-то раз в беседе с Ренье. — Меня душат эти стены. Когда я вырвусь наконец на свободу, уеду в охотничий домик Гиона — то есть моего доброго кузена Вейенто, конечно, — и буду спать на голой земле. И пусть на меня гадят пролетающие в небе куропатки!
Единственным из обитателей Адобеккова дома, кто избегал общения с Талиессином, была Уида. Он догадывался о том, что женщина, которую для него разыскали — эльфийская невеста, — находится где-то поблизости. Но сам Талиессин никогда о ней не спрашивал, а она не попадалась ему на глаза.
Уида ожидала прибытия свадебного кортежа из Вейенто не меньше, чем сам Талиессин. Ей тоже не терпелось покончить с этим невыносимым положением: находиться под одной крышей с человеком, которого она любила и желала всей душой, и старательно уклоняться от любой, даже случайной встречи с ним. Она не спрашивала о принце — ни Адобекка, ни Эмери; только с каждым днем становилась все более грустной.
— Не исключено, что я мог бы заставить его полюбить Уиду, просто играя на клавикордах, — как-то раз поделился с братом Эмери. — Знаю, мысль покажется тебе невероятной, даже кощунственной, но это не так уж странно или скверно, как может показаться на первый взгляд. Если бы я только слышал музыку Уиды…
— Он женится на ней, — сказал Ренье. — Без всякой музыки. Династический брак. Дядя Адобекк говорит: браки по расчету — самые счастливые.
Эмери рассердился:
— Мы говорим о чувствах девушки!
— Лучше нам не обсуждать это, — примирительно заметил Ренье, и Эмери вынужден был согласиться.
После того как Адобекк привез с собой некоего молодого человека, закутанного в плащ с капюшоном, весьма нелюдимого, со скверным характером, и спрятал в глубине своего дома, оба брата стали избегать появления во дворце.
Да и сам Адобекк не ходил дальше королевских конюшен, где в его обязанности входило надзирать за работой конюхов и утверждать покупки новых лошадей.
Адобекк считал, что отсиживаться дома — не блажь, а необходимость.
— Королева слишком проницательна, — сказал он. Разговор на эту тему заходил только один раз, и больше Адобекк к этой теме не возвращался. — Никто из нас не сумеет солгать ей с достаточной убедительностью.
И вот теперь от нее пришла записка, и Ренье, наиболее уязвимый из всех троих, облачался для похода во дворец.
— Дядя не знает, — предупредил он принца. — Пожалуйста, не говорите ему. Иначе он прибежит меня выручать, наговорит лишнего…
— Сам не наговори лишнего, — оборвал Талиессин. — Моя мать — очень проницательная женщина. А если она будет знать, что я жив и нахожусь поблизости, она помолодеет, начнет сиять… и выдаст меня. И тогда очаровательный замысел господина Адобекка провалится псу под хвост. Лично мне бы этого не хотелось.
— Да, — сказал Ренье.
Он затянул узорный пояс, повертелся перед зеркалом и ушел. Талиессин даже не обернулся, чтобы посмотреть ему вслед. Он продолжал сидеть на сундуке, зарывшись лицом в ладони.
В личных апартаментах королевы Ренье побывал за всю жизнь только один раз — когда дядя Адобекк привез в столицу обоих племянников и представил их ее величеству. Интимная гостиная ее величества располагалась на первом этаже дворца. Почти весь первый этаж представлял собой сквозную анфиладу комнат. Здесь невозможно было никакое уединение: сквозь зальчики, где придворные дамы переодевались или занимались рукоделием, постоянно двигался людской поток: солдаты направлялись в кордегардию или расходились по постам, служанки спешили с подносами, лакеи разносили одежду, пажи шмыгали с записками.
Однако личные апартаменты ее величества находились в стороне от этой суеты и были надежно отгорожены от прочих комнат большой тяжелой дверью.
Ренье поспешно миновал десятки богато убранных залов. Некоторые дамы провожали его глазами. Красивый юноша, со вкусом одетый и явно готовый к любви! Жаль, что немного прихрамывает; впрочем, этот недостаток только прибавлял ему обаяния: во-первых, хромой не убежит, а во-вторых, его, бедняжку, сладко будет пожалеть…
Но, увы, Ренье даже не смотрел в их сторону. Он был не на шутку взволнован. Королева о чем-то подозревает… Разумеется, она не станет обвинять своего верного Адобекка в предательстве, в сговоре против нее в пользу ее сына — это было бы смешно… Но что она знает? О чем догадывается? И что у нее на уме?
Он коснулся дверной ручки, и, как и в первый раз, королева сама распахнула дверь: она стояла прямо на пороге, прислушиваясь к малейшим звукам.
Ренье замер, глядя на свою повелительницу.
Высокая, стройная, с короной медных волос, сегодня королева предстала перед Ренье в неожиданном обличье: на ней было полупрозрачное серое одеяние, бесформенное, падающее складками до самого пола. Ее руки оставались открытыми, и, когда она шагнула назад, отступая от порога и позволяя гостю войти, Ренье увидел кончик ее босой ступни.
В противоположность этой интимной одежде волосы ее были убраны в тугую прическу и подняты на затылок.
— Входи скорей, — быстро проговорила она и, протянув руку так, чтобы коснуться его, заперла за ним дверь. — Идем.
Она повернулась и почти побежала в комнату. Ренье устремился за ней. Он боялся лишний раз дохнуть и решительно не знал, чего ожидать от ее величества. Женщина, эльфийка, королева. Ренье достаточно насмотрелся на Уиду, чтобы понимать, насколько опасно может быть для мужчины подобное сочетание.
Она остановилась. Ренье огляделся по сторонам. Он помнил эту комнату. Помнил эти маленькие мраморные фонтанчики на стенах, эти тонконогие столики со светильниками, вазочками, разбросанным рукоделием.
Несколько диванчиков выглядели так, словно намекали: «Мы ужасно неудобные диванчики, мы холодные, потому что обиты шелком, мы скользкие — по этой же причине, а кроме того, у нас горбатые
