тяжелое сложение привык использовать как дополнительное оружие.
Прихрамывающему Ренье пришлось основательно повозиться, уворачиваясь от наскоков этой энергичной туши. В конце концов, толстяк сбил Ренье с ног и уже поднял меч, чтобы приставить к горлу побежденного; однако в последний миг Ренье перевернулся и успел ткнуть своего врага в живот, прежде чем тот поднес меч к его шее.
От боли грузный фехтовальщик громко вскрикнул. Ренье нарочно бил в солнечное сплетение, зная, что очень не многие выдержат подобный удар безмолвно; толстяк же вообще не ожидал атаки и тем самым выдал себя.
— Ну ты ловкач, — пробурчал он, помогая Ренье подняться под громовые аплодисменты. — Я-то думал, что хромца свалю сразу, а за тобой пришлось побегать.
— Я тоже думал, что с толстяком разделаюсь без труда, — сказал Ренье и с благодарностью принял помощь.
До сих пор Ренье не думал о победе. Оказаться в числе тех, кто должен будет сразиться настоящим оружием и в качестве доказательства своей окончательной победы пустить сопернику кровь, — для Ренье это было полной неожиданностью. Вряд ли ему подсуживали, зная о его отношениях с королевой. Ни ее величество, ни Талиессин не допустили бы такого. Все дело в удаче, решил Ренье. Просто ему попадались слабые противники.
Теперь же — другое дело. Он оказался одним из двоих и видел в этом определенный вызов.
Переодеваясь для последнего боя в белое, Ренье спросил прислуживающего ему паренька:
— Ты знаешь того господина, с которым мне сейчас предстоит биться?
— Фастрадин, — сказал паренек и улыбнулся.
Ренье насторожился:
— Почему ты так улыбаешься? Что тебе о нем известно?
— Он недавно при дворе, — ответил паренек. — Хороший фехтовальщик… Но это очевидно, иначе он не оказался бы одним из двоих. А еще он влюблен.
— В кого?
— Одна дама… ничего особенного. Даже не слишком красивая. До сих пор, впрочем, она к нему не особенно благоволила, больше голову морочила. Он даже по ночам плакал.
— Удивительно много знают слуги, — пробормотал Ренье.
— Ничего удивительного, — возразил паренек. — Про вас, кстати, я почти ничего не знаю, потому что вы живете в городе. А во дворце все на виду, все комнаты открыты. Никаких тайн.
Ренье спросил:
— Тебе он нравится?
— Фастрадин? — Паренек немного подумал. — Да он всем нравится… Сам небогатый, но всегда внимательный и щедрый.
«Никогда не пренебрегай слугами, — вспомнил Ренье совет бабушки. — Эти люди умеют оставаться незаметными, и притом от их расположения или неприязни может зависеть жизнь знатного человека».
— Ладно, — со вздохом произнес Ренье. — Подай мне напоследок воды и пожелай удачи.
Обтерев лицо полотенцем, Ренье вышел на ристалище. Солнце стояло теперь в зените, горячие лучи обожгли молодого человека. Он невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то очень ярко и отчетливо увидел перед собой противника. Также одетый во все белое, Фастрадин рассматривал Ренье почти с детским любопытством, доверчиво и откровенно.
Подбежали слуги, подали им настоящие шпаги с остро отточенными клинками. На земле был выложен плоскими цветными камнями небольшой лабиринт, чтобы имитация дуэли была возможно более близкой. По правилам каждый из противников имел право войти в лабиринт только своими воротами — и покинуть его также можно было только через свои ворота. Выступать за пределы лабиринта запрещалось. Поединок длился до первого красного пятна на одежде.
Ренье двинулся между камнями вперед. Фастрадин ждал его почти у самого входа. Они отсалютовали друг другу, и Ренье почти сразу сделал первый выпад. Фастрадин легко уклонился и сделал ответный выпад. Это выглядело не столько как стремление задеть противника, сколько как проявление обычной вежливости.
— Здравствуйте, мой господин.
— Здравствуйте, мой господин.
Ренье чуть отступил. Фастрадин тотчас надвинулся на него и вдруг обрушил целый град ударов. Ренье едва успел отбивать их. Фастрадин не позволял ему даже перевести дыхание, непрерывно атакуя.
«Долго так он не сможет, — подумал Ренье. — Впрочем, и я тоже…»
Бешеный темп, заданный этим юношей, новичком при дворе, держался почти две минуты, а затем, видя тщетность своих попыток пробить защиту Ренье, Фастрадин отступил и отсалютовал.
Оба тяжело переводили дыхание. Ренье чувствовал, как пот бежит под одеждой. Он поднял лицо к солнцу, чтобы оно высушило кожу. И в то же мгновение увидел королеву.
Она сидела под балдахином, на своем переносном троне. Хрустальная чаша стояла на ее коленях. Сейчас королева казалась почти девочкой, лет шестнадцати, не старше. Она не шевелилась, даже, кажется, не следила за поединком. Странное напряжение сковало ее — как будто ей вот-вот предстояло прилюдно совершить неловкость.
Так выглядит просватанная невеста, твердо принявшая решение сказать «нет» — при сватах, при родителях, при гостях, которые уже приготовились отметить помолвку грандиозным пиршеством, при завистливых подругах…
Ренье встретился с ней глазами, и она прикусила губу.
И тогда он наконец понял. Если Ренье одержит верх в этом последнем поединке, королева вручит ему хрустальную чашу. Виночерпий наполнит чашу лучшим вином королевства, и победитель должен будет поднести ее своей даме, дабы вместе распить с ней «напиток любви» — залог их счастливой совместной будущности.
Как это будет выглядеть, если победителем окажется Ренье? Они начнут передавать хрустальную чашу друг другу — точно мещане, пытающиеся проявлять любезность: «Ах, позвольте, господин, это вам».«Ах, я не могу принять такой дорогой подарок». — «Ах, простите, я не могу принять ваш отказ, так что вы извольте уж принять мой подарок»…
Она не боялась выставить напоказ свой роман с юным придворным. Она боялась, что этот роман будет выглядеть смешным.
Ренье со вздохом отсалютовал Фастрадину второй раз, и поединок возобновился. Теперь атаковал Ренье. Может быть, Ренье и отдаст первенство своему сопернику, но прежде он должен убедить и королеву, и Талиессина, и всех знатоков фехтовального искусства в том, что поражение было добровольным, что поступок Ренье обусловили некие тайные причины, а вовсе не недостаток мастерства.
Фастрадин отступал, легко лавируя между цветными камнями, а затем споткнулся, и один из камушков откатился в сторону. Теперь лабиринт стал гораздо меньше: по правилам за границей разорванной линии фехтовать запрещено.
Ренье сделал еще один выпад, а затем, метнув взгляд в сторону своей дамы, на миг открылся. Он знал, что сейчас произойдет, и заранее зажмурился. Но боли не почувствовал: кончик шпаги был слишком острым — он рассек кожу почти незаметно. На белой одежде Ренье выступила кровь, пятно начало быстро расплываться.
Фастрадин выдернул из раны клинок и, тяжело дыша, отступил. Ренье продолжал стоять на ногах. Жгучий пот заливал его лицо, кусал глаза и губы. Ренье моргал, и лицо королевы расплывалось перед его взором. Благодарное, бледное, полное невыразимой нежности. Она смотрела на него так, словно он заступился за нее, не позволил выставить ее на посмешище.
Ренье пошатнулся, и Фастрадин бросился к нему:
— Я сильно вас ранил, мой господин? Я не хотел это оружие слишком остро заточено…
— Нет, — сказал Ренье, хватаясь за его руки. — Просто помогите мне добраться до палатки.
Они вместе вышли из «ворот Ренье». К раненому подбежал прислуживающий паренек. Ренье криво улыбнулся Фастрадину, и тот, с облегчением избавившись от обузы, помчался к королевскому балдахину — получать награду. Ренье представил себе, как волнуется сейчас дама, чье сердце жаждет завоевать
