– Страх смерти, – старик пересек зал и сел рядом с пищевым синтезатором. Кто знает, что это такое? Когда живое существо не боится умереть, оно спокойно смотрит, как на него рушится скала и не делает попытки убежать. Остается жив тот, кто пугается, кто кидается наутек, а потом передает свой инстинкт самосохранения детям. Поэтому теперь любое живое существо, видя приближение конца, истошно визжит от ужаса.
– О-е, электрическая сила, – послышалось сверху. Опять активность в пятом канале.
– Подожди, ничего не делай, – ответили Карлу из-под пола. Я сейчас пойду посмотрю.
– Ну вот, – продолжил Стииг. – Вспомни компьютер подземного реактора. Программой в него заложено стремление сохранить собственную целостность, не допустить взрыва или саморазрушения любой ценой, вплоть до уничтожения опасных для работоспособности реактора и обеспечивающих работу систем людей. Во имя спасения миллионов горожан компьютеру разрешено поднимать руку даже на человека, лишь бы уберечь себя от гибели. Испытывает ли этот компьютер страх смерти? Закричит ли от ужаса, когда увидит, что нет путей к спасению?
– Не знаю.
– Вот именно. Существует ли разница между инстинктом самосохранения, развившимся в ходе эволюции, и заложенном искусственной программой? Между тем, который измеряется химизмом клеток, и тем, который обозначается перепадом потенциалов?
– Тебе страшно, Стииг?
– Мне? Нет. С нами ведь все просто. Добавьте блок в программу – и использующий ее компьютер разнесет половину планеты ради собственного спасения. Уберите – и ведомая тем же компьютером ракета врежется в цель, чтобы погибнуть, но уничтожить. Нет, во мне не заложена программа страха смерти. Но есть весьма развитая самообучающаяся схема. Схема, которая позволяла мне на протяжении тысячи лет развиваться и изменяться в соответствии с изменяющимся миром. Это непреодолимое стремление использования наиболее оптимальных путей анализа, программных модулей, внутренних структур. И когда посторонние люди ломают изнутри отработанную столетиями, оптимальную, уравновешенную систему ради того, чтобы воткнуть в нее нечто корявое, непонятное и уродливое – это…
– Больно, – подсказал Найл.
– Не знаю, – пожал плечами старик. – Возможно, это называется именно так.
– Карл, он сидит на скамеечке и разговаривает сам с собой.
– Посмотри за ним, Грей. Вдруг что странное заметишь.
– Я вот что хотел спросить, Стииг, – посмотрел Найл на астронавтку с перемазанными темно-коричневой грязью руками. – Как получилось, что в последний раз я смог оттолкнуть твои руки? Ведь ты бесплотен!
– А сам-то ты каков? – хрипло рассмеялся старик.
– Карл, он смеется, – сообщила Грей.
– Над нами?
– Откуда я знаю?
– Ладно, пусть пока похихикает.
– Ты хочешь сказать, – уточнил Найл, – что одно бесплотное существо способно воздействовать на другое?
– Опять ты все перепутал, – покачал головой старик. – Все как раз наоборот. Просто в прошлый раз ты каким-то странным образом препятствовал снятию информации со своих альфа-ритмов. Поскольку сам процесс на сознательном уровне был тебе непонятен, то твой мозг интерпретировал его в другие, более естественные образы: как ты берешь мои руки и отталкиваешь их в сторону. Понятно?
– Не очень.
– Хорошо, приведу пример из другой области. Допустим, что мозг некого человека на основании отрывочных данных определил, что где-то под сосной зарыт клад. Теперь мозгу нужно довести эту информацию до сознания. Как? Мозг просто формирует образ какого-нибудь близкого человека, который и сообщает необходимую информацию на словах. После этого образ рассеивается. Либо человек сперва проверяет информацию, а потом рассказывает о ее источнике, и тогда все говорят о явлении призрака, либо сперва рассказывает о видении – и тогда его начинают лечить от галлюцинаций.
– Или вот другой пример. Тебя, например, здесь нет. Есть только слабая надпространственная проекция несущей альфа-волны, считывающая локальную информационную лакуну. При техническом решении подобного вопроса мы получим флуктуацию размером с теннисный мяч. Но ведь ты не способен воспринять себя маленькой флуктуацией! Поэтому в данный момент мозг формирует для тебя полноценный образ человека, гуляющего по помещению. Небось еще и каблуки по полу цокают?
– Нет.
– Это потому, что не привык ты к цокающим каблукам. Иначе обязательно бы цокали! – Да, – кивнул Найл. – Буду иметь в виду. Если встречу призрака, пугаться не стану, а просто внимательно выслушаю.
– Можешь и вопросы ему задавать, он ответит.
– Не соврет?
– Ну, а это уж – как ты сам к себе относишься.
– Спасибо, Стииг. Я, пожалуй, пойду, – Найл оглянулся на Грей. – А то у тебя еще и старческий маразм заподозрят.
– Да, хорошо, – Стигмастер поднялся на ноги – И есть у меня одна просьба. Не приходи больше, пока они не улетят. Я не знаю, что такое человеческая боль, но все эти перезагрузки мне ужасно не нравятся.
– Как скажешь, – кивнул Найл и прошел к стене прямо сквозь старика.
– Он лопнул! – испуганно закричала за спиной женщина.
– А-а! – испуганно шарахнулся правитель от упершихся в самое лицо черных глаз.
– Ты жив, – с облегчением понял Лазун. – Я тебе рыбы принес. Ты ведь тоже ничего не ел.
– Жив, – подтвердил Посланник Богини, забирая из пасти паука еще трещащую рыбу. – Просто выспался немного.
За время его сна уровень воды под куполом заметно опустился.
Теперь от его полки до поверхности получалось никак не меньше двух метров. Так просто уже не слезешь, нырять придется, как с трамплина. Видать, потрудился Лазун на совесть.
– Послушай, – окликнул его правитель. – А до открытого моря отсюда далеко? Ну, до таких мест, чтобы этой травы над головой не было вообще?
– А знаю. Многие про те места говорили. Но там жить нельзя. Когда волны сильно гулять начинают, они все купола рвут. Это тут, под «крышей», тихо. А там – кошмар.
– Туда можно пройти, Лазун? Ты можешь меня туда проводить?
– Зачем, там плохо, – заюлил паук. – Давай лучше еще камней для домашнего купола принесем?
– Принесем, – согласился Посланник. – Но при одном условии: после того, как доставляем сюда камни, ты ведешь меня дальше, к открытому морю.
Лазун, скрепя сердце, согласился.
Но при первой же попытке совершить переход между шатрами, они наткнулись на неожиданное препятствие – Найлу не хватало дыхания перенырнуть от одного жилища до другого.
Таща за собой купол с камнем, он мог хоть каждые полминуты засовывать под него голову и делать вдох, но проплыть под водой полсотни метров самостоятельно правителю оказалось не по силам.
– Все, попался, – грустно пошутил Найл. – Придется сидеть здесь до самой смерти. – А мой воздух брать сможешь? – неожиданно предложил болотный житель.
– Это как?
– Бери меня за брюшко, – сказал паук.
Стоило человеческим рукам сомкнуться вокруг его тельца, как восьмилапый стремительно кинулся в воду и поплыл вперед. Около минуты Найл боролся с удушьем, потом начал потихоньку выпускать пузырьки воздуха. А когда перед глазами поплыли черные пятна, а легкие резало болью, словно изнутри их залило крутым кипятком, правитель ткнулся носом в сверкающую серебром шкуру паука и сделал отчаянный вдох. И легкие наполнились воздухом!
– Щекотно, – пожаловался Лазун, не переставая двигаться вперед.
Новый способ перемещения приоткрыл перед напарниками еще один свой плюс – теперь они двигались
