западе их ждали паковые льды, на севере - два крейсера, на востоке - группа Холланда, и в такой ситуации оставалось только сражаться не на жизнь, а на смерть. И Лютьенс скомандовал: Огонь!
- Они уже стреляют! - взволнованно вскрикнул на мостике 'Принца Ойгена' один из унтер-офицеров. А капитан Бринкман невозмутимо заявил:
- Спокойно, парень! Разумеется, стреляют, только посмотрим, что из этого выйдет!
Снаряды 'Худа' вспороли воду рядом с 'Принцем Ойгеном', но повреждений на борту не было. Снаряды 'Принца Уэльского' не долетели до 'Бисмарка'.
Немецкие комендоры били точнее. 'Худ' сразу скрылся за густой стеной воды, и моряки с 'Принца Уэльского' со страхом ждали, что же будет.
Положение английских кораблей было во всех отношениях невыгодным. Курс, которым они сближались с противником, ограничивал их огневые возможности, и к тому же подставлял неприятелю слишком большую цель. Перевес в артиллерии главного калибра с 18: 8 сократился до 10: 8, а позднее и до 9: 8: одна из носовых башен 'Принца Уэльского' отказала после первого же залпа. Кроме того, если огонь британских кораблей был разделен между 'Бисмарком' и 'Принцем Ойгеном', огонь немцев был сосредоточен исключительно на 'Худе'.
Холланд не дал Уэйк-Уокеру приказаний 'Норфолку' и 'Саффолку' приблизиться к 'Бисмарку' и зайти с кормы, отвлекая на себя огонь кормовых орудий10.
Были и другие неудобства. Немцы получили, как говорят моряки, благоприятный ветер: британские корабли шли против ветра, против туч водных брызг, которые заливали объективы двух девятиметровых дальномеров на фок-мачте, так что можно было пользоваться только меньшим дальномером на капитанском мостике. А когда Холланд решил, что 'Принц Уэльский' должен оставаться рядом и повторять маневры 'Худа', вместо того, чтобы дать ему возможность менять курс и скорость по необходимости, он тем самым облегчил немцам прицеливание.
Первый залп 'Принца Ойгена'; затем второй. Прошло двадцать секунд, и Бринкман увидел белые фонтаны, некоторые перед 'Худом', некоторые за ним линкор взяли в вилку - и тут же полыхнуло на средней шлюпочной палубе.
- Есть попадание! - крикнул кто-то из команды Яспера, - горит!
Разрыв этого снаряда с 'Принца Ойгена' вызвал на 'Худе' взрыв боеприпасов в погребе 100-милиметровых зенитных снарядов. Вслед за этим начали рваться снаряды аварийного запаса, так спасательной команде пришлось залечь на палубу. Тут в 'Худ' попал ещё один снаряд, а может даже два, и при этом погибло немало моряков, находившихся в самолетном ангаре.
Холланд, чтобы использовать кормовые башни обоих кораблей, дал сигнал на разворот. Наконец-то четыре орудия кормовых башен смогут вступить в дело!
Приказ был исполнен, корабли начали поворот, и тут 'Худ' накрыл очередной залп. В пятый раз за четыре минуты линкор оказался в окружении фонтанов воды. Но один из снарядов ударил точно посредине корабля, проломил небронированную палубу и проник в жизненно важные недра, где взорвался много ниже ватерлинии. От детонации взорвался склад 100-милиметровых снарядов, а за ним - погреб с 381- милиметровыми снарядами11.
На глазах ошеломленных англичан и немцев, посредине 'Худа' вздыбился огромный огненный столп...
Вот что сказали очевидцы:
Матрос с 'Норфолка': ...огненный столб в четыре раза выше мачты, он доставал почти до неба.
Буш: ...ослепительно белый вихрь, и сразу же - черный дым.
Эсмонд Найт: ...длинный ярко-красный язык пламени.
Корветтен-капитан Хаверс с 'Саффолка': ...красный перевернутый пень.
Обер-лейтенант Шмитце, военный художник с 'Принца Ойгена': ...пламя походило на призрачную новогоднюю елку.
Столб огня - и дым, огромная грибообразная туча дыма. Капитан Бринкман заметил, что у самой вершины тучи черного дыма сверкают разрывы снарядов, их вспышки походили на фейерверк, мигавший на фоне потемневшего неба. Всего несколько мгновений... Дым немного рассеялся и стало видно, как в воздухе летают обломки 'Худа' - часть 381-милиметровой орудийной башни, мачта, части мостика.
Самый знаменитый линкор мира взорвался, как рождественская петарда, на пятой минуте боя. 'Файв минитс шип' - говорили британские моряки о каком-нибудь слабом, недостойном корабле. Никто никогда даже в мыслях не мог сказать такого о 'Худе'. Файв минитс шип...
Позднее историей с потоплением 'Худа' занимались сразу две комиссии, и по их заключению - абсолютно совпавшему - катастрофа была вызвана отнюдь не пожаром на палубе, а 381-милиметровым снарядом с 'Бисмарка', проникшим внутрь корабля и взорвавшимся в кормовом артиллерийском погребе или вблизи него.
На 'Принце Уэльском', 'Бисмарке' и 'Принце Ойгене' лишь немногие видели своими глазами гибель 'Худа'. Большая часть команд находилась под палубой, на боевых постах и узнали лишь по корабельной трансляции - из вторых рук. На 'Бисмарке' кадет Эйх в кормовом посту управления огнем услышал радостный вопль капитана Шнайдера: 'Мы их взорвали!' - и до конца жизни эти слова будут звучать в его ушах.
Когда дым рассеялся, все заметили, что 'Худ' переломился пополам. Корма и нос торчали к небу. И в этот миг обе носовые башни дали последний залп. Разумеется, это было только случайностью, результатом короткого замыкания, но казалось, что это последний рыцарский салют.
'Принцу Уэльскому', который по приказу Холланда начал было поворот налево, теперь пришлось срочно принять вправо, чтобы не врезаться в остатки 'Худа'.
Яспер с 'Принца Ойгена' в главный дальномер увидел удивительное зрелище: носовая часть 'Худа 'торчала из воды, словно башня собора. Когда мимо плыл 'Принц Уэльский', казалось, она возвышается над его верхней палубой. Затем обе части 'Худа' тихо погрузились в бездну, унося 1400 человек - мертвых и ещё живых. Над поверхностью осталось только облако дыма.
- Бедняги, бедняги, - вслух приговаривал Яспер.
Наверное, в этот миг все моряки и Королевского флота, и Кригсмарине вспомнили об одном, о том, о чем моряки вспоминать не любят: непотопляемых кораблей не бывает.
Но радостное возбуждение и грустные размышления длились недолго битва ещё не закончилась. 'Принц Ойген' получил приказ перенести огонь на 'Принца Уэльского'.
На мостике 'Принца Уэльского' заметили огромное облако дыма над жерлами пушек 'Бисмарка' и длинную цепочку оранжевых вспышек.
Капитан Лич не оробел. Если сохранить холодную голову, ещё можно побороться за победу. Его собственные орудия нащупали 'Бисмарка', шестым залпом взяли того в вилку, и некоторые снаряды попали в цель.
Но без промаха легли и снаряды немецких кораблей. 381-милиметровый снаряд взорвался над самым мостиком 'Принца Уэльского' и смел оттуда всех, кроме капитана и унтер-офицера - связиста. На нижней палубе на карту вахтенному офицеру из переговорной трубы с мостика полилась кровь.
Гость ниоткуда
Затем произошел странный, до сих пор не объясненный эпизод. Некоторые авторы даже говорят, что капитану Бринкману просто померещилось, хотя этот замечательный военный моряк никогда и никем ни прежде, ни потом не был уличен в галлюцинациях или выдумках. А дело было так: на 'Принце Ойгене' гидроакустики сообщили о приближении торпеды, и оба немецких корабля тут же развернулись 'все вдруг', параллельно предполагаемой трассе торпед. Капитан Бринкман увидел пенный след - торпеда пронеслась мимо борта и скрылась.
Парадокс здесь в том, что этой торпеде или торпедам было просто неоткуда взяться. На 'Принце Уэльском' вообще не было торпедных аппаратов, крейсера и эсминцы находились на расстоянии вне дальности артиллерийской стрельбы, не говоря уже о торпедной атаке, ни одной подводной лодки или самолета-торпедоносца не было в районе боя; торпедные аппараты были только на 'Худе', обломки которого уже несколько минут уходили в океанские глубины.
Остается разве что предположить какую-то удивительную послесмертную судорогу, срабатывание ещё каких-то периферийных механизмов поверженного гиганта - и тогда эти торпеды означают уже совсем последний его прощальный салют.
...Когда 'Принц Ойген' развернулся, у Яспера в главном НП пропал обзор, так что огнем кормовых башен управлял сам Альбрехт, инженер фирмы 'Сименс' и конструктор орудийных систем стрельбы.
Потом оба немецких корабля вновь развернулись и уверенно уклонились от снарядов 'Принца Уэльского', вспарывавших гладь моря. Теперь они уворачивались и маневрировали, словно боксер, который почувствовал, что до победы рукой подать.
