делаешь?
— Я тебе уже сто раз говорила. Тесто — готовое, слоеное, начинка — фарш. Вбиваю в него яйцо и сыплю приправу, вегету… Ты мне лучше вот что объясни. Я никак не могу понять одного: что ж они ничего не берут, а просто устраивают погромы в доме?
— Ну почему же не берут? Берут! Если есть что: варенье, компоты, соленья. А если ничего не найдут, выпустят все перья из подушек, перебьют посуду и стекла в окнах, а в довершение всего наложат на столе кучу. Знай наших!
— Но зачем они это делают? Не понимаю!
— Заладила: не понимаю, не понимаю. Непонятливая какая! Зависть это называется. Ты в столице живешь, квартиру имеешь двухкомнатную, где комнаты — как два лифта: грузовой и маленький; машину опять же, купленную родителями еще в расцвет периода застоя, и дачу, которую от бедности будешь десять лет лепить своими руками из чего придется. А в их глазах ты — богатый человек! Квартира, машина, дача! А дача находится на садовом участке «Отдых», в километре от их деревни. А это им не нравится, что ты сюда из Москвы к ним «отдыхать» приезжаешь. Они, кроме своей деревни да очереди за мясом в Москве, отродясь ничего не видели. И их это раздражает. Им плохо, и тебе надо плохо сделать. Чтоб не очень-то жизни радовалась! Я каждую весну с замиранием сердца приезжаю на свой участок. За пять лет мой дом три раза взламывали! А уж стекла каждый год вставляю. Спасибо, что не спалили!
— Боже, какой ужас! Значит, мы напрасно эту развалюху в деревне купили? Не дадут нам местные жизни?
— У вас совсем другое дело. Вы в деревне вроде бы на равных. Только постарайся подружиться с соседями — колбаски из города им привези, пшенца для кур, семян для огорода. А потом ты говоришь, что деревня ваша вымершая. Ну, в том смысле, что молодежи там нет, уехали в город «за песнями». Так кто же твой дом громить будет, твой сосед восьмидесятилетний, что ли?
— Да! — успокаивала себя Ольга. — Я тоже думаю, что у нас это исключено! Тем более что наша деревня находится в окружении воинских частей. Армия — дисциплина! Я видела и солдат, и офицеров в нашей деревне. Воду пили из колодца.
— Ну, вот видишь! Везет же тебе, Олька! «Непобедимая и легендарная» тебя охраняет! Защитники под боком! — Светлана взглянула на часы — Седьмой час? Ничего себе затрепались! Это называется заскочила на минутку! Я убежала! Спасибо за пирог! Я позвоню, продиктуешь рецепт по телефону! А то я опять забуду!
Ольга закрыла за подругой дверь. Настроение у нее было хорошее. Впереди два выходных, и конечно же они с мужем и с шестилетним Сережкой поедут в деревню.
Сосновка находилась в часе езды от Москвы, во что трудно было поверить, видя ее вековую отсталость. В деревне было две достопримечательности: один-единственный колодец и электричество. Это все. Ни газа, ни магазина, ни дорог, ни подъездов к ней не было. Нет, в сухую погоду, конечно, можно было проехать, а вот если дождик пройдет… Но зато деревню кольцом окружал лес, стояла неправдоподобная, сказочная тишина, и был такой пьянящий воздух, который хотелось пить большими жадными глотками…
Их дом был виден издалека. Он возвышался над остальными, как второгодник в классе. На целую голову, вернее, на целый чердак он был выше других домов. Его построил еще до революции староста этого села. И он сам, и все его дети были двухметрового роста и срубили дом по себе. Сейчас он почернел, покосился и требовал серьезного ремонта. Ольгин муж Виктор решил заняться вплотную ремонтом в своей отпуск. Пока он покупал потихоньку инструменты, гвозди, завез машину песка, цемент…
В дом они привезли кое-какие вещички, посуду. Поставили и застелили, на всякий случай, три одинаковые кровати — сетчатые с деревянными спинками. Ольга купила портативную двухконфорочную плиту и к ней два пузатых газовых баллона. Завезла кое-что из консервов, крупу, сахар, чай, варенье…
Ольга с Виктором и с Сережкой приехали в деревню рано. Утро было погожее и солнечное. Они вылезли из своего старого «Москвича», который Виктор «припарковал» у покосившегося забора, и через сломанную калитку, болтавшуюся на одной ржавой, скрипящей петле, вошли на участок. «Боже, какой рай!» — подумала Ольга, глядя на большой тенистый сад. Ей до сих пор еще не верилось, что все это — и этот огромный сруб, и этот заросший тихий прудик, вырытый старыми хозяевами для полива огорода, и эти заброшенные, давно никем неухоженные кусты и деревья — все это принадлежит теперь им.
Виктор достал ключи и хотел отпереть сени, через которые лежал путь в избу, но ключи ему не понадобились. Металлические петли, на которых висел большой замок, были вырваны вместе с гвоздями. Дверь была едва прикрыта.
— Подождите, не входите, — сказал Виктор жене и сыну, — я посмотрю, что там! — Он вошел в сени и огляделся. Увидев на двери в избу висячий замок, успокоился. — Кажется, все в порядке! — Он хотел было открыть замок, дотронулся до него рукой — замок с перепиленными ушками едва держался в петле.
Виктор вошел в избу и замер: все кровати были раскрыты, и на чистых белых простынях виднелись следы грязи, будто по ним ходили в грязной обуви. На столе стояли открытые консервные банки. На газовой плите чернел, в прошлом белый, а теперь сильно закопченный, эмалированный чайник. В нем было подгоревшее какао. На вешалке, где Виктор оставил свои старые вещи — американские джинсы, джемпер, шерстяную шапочку-петушок и его любимые сапоги-луноходы, так необходимые в деревне, — было пусто.
На полу под кроватью валялись оторванные солдатские погоны и солдатские кирзовые сапоги. На тумбочке возле кровати лежал топор, тот самый, который Виктор купил для ремонта дома…
Виктор услышал сзади себя дыхание и оглянулся. За его спиной стояли притихшие Ольга с Сережкой. Первым нарушил молчание Сережа:
— Пап! А зачем он приготовил топор? Он что, хотел убить нас, если бы мы его здесь застали?
— Нет! Ну что ты, Сережа! — попытался успокоить его Виктор, но Сережа схватил Ольгу за руку и потянул ее:
— Мама! Я не хочу здесь быть! Я домой хочу, в Москву! Ну поехали, мама, поехали!..
Ольга вышла с ним в сад. Через забор ее увидела и помахала рукой соседка Клавдия Васильевна, тоже, как и они, «дачница», в прошлом учительница литературы, теперь — на пенсии, милая, тихая женщина.
— У нас неприятности, — сказала Ольга, — кто-то залез в наш дом!
— Я видела, что у вас свет два вечера подряд горел. А сегодня утром, перед самым вашим приездом, молодой человек вышел из дома, блондинчик, невысокий. Я подумала, может, родственник ваш. На нем была шапочка и сапоги Виктора. И куртка защитного цвета типа солдатской… Но погон не было…
— Погоны он в избе бросил.
— Так, значит, солдат? Опять сбежал, стало быть! О господи! Сколько же беды нам от этих солдат!
— От солдат беда? Какая от них может быть беда?
— Вы, Олечка, человек здесь новый, двух месяцев еще не живете, а я уже седьмой год! Так я такого здесь понаслышалась и понасмотрелась, что не один детектив написать можно было… Вам я советую не оставлять это так, а заявить в милицию.
Сережа тянул Ольгу за рукав и, не переставая, канючил одно и то же: «Мам! Поехали! Домой поехали! Я боюсь солдат! Я хочу в Москву!» Ольге и самой было жутковато здесь находиться. «А для чего, в самом деле, он топор приготовил? — подумала она. — А войди мы на полчаса раньше в избу…»
Виктор хотя и старался не показывать внешне своего состояния, однако то, что произошло в избе, настолько потрясло его, что все его планы по ремонту дома, тщательно продуманные за рабочую неделю и выписанные им на бумажку, мигом улетучились. Делать ему ничего не хотелось. Руки ни к чему не лежали. «Поехали!» — сказал он жене и сыну.
По дороге они решили все же заехать в милицию, которая находилась неподалеку в полутора-двух километрах от деревни, на территории военного городка, где в пятиэтажках жили семьи военнослужащих. Там им ответили, что Сосновка относится не к их отделению, а к Алехино, которое располагалось в 25 километрах от деревни. Пришлось ехать туда.
В Алехинской милиции, как только услышали про сапоги и про погоны, заняться этим делом
