Не обращая внимания на ее сопротивление, Далтон продолжил растирать ее.
– Тебе плохо?
– Прекрати. – Ее голос сорвался. Она отпрянула от него. – Оставь меня. Со мной все в порядке.
– Фэйф! – Приподняв ее подбородок, он заставил Фэйф посмотреть на него. – Поговори со мной. Скажи, почему ты стоишь под ледяным душем посреди ночи.
Стоя между ней и дверью в маленькой ванной, он полностью загораживал путь к выходу. От близости его тела каждый нерв Фэйф затрепетал. Она изнывала от желания прикоснуться к нему и никогда не отпускать от себя.
– Фэйф!
– Дай мне пройти.
Преграждая дорогу, он Случайно прикоснулся к ней, и кожа в том месте, где он дотронулся до нее, сразу же запылала, словно от ожога.
– Ответь мне. В чем дело? Почему ты принимаешь ледяной душ? – настойчиво требовал Далтон.
Боясь, что сорвется, пытаясь сохранить остатки самоконтроля, она оттолкнула его.
– А зачем люди обычно принимают холодный душ?
Далтон тихо засмеялся и слегка встряхнул ее.
– Ну, перестань.
Разозлившись на предательство собственного тела, на Далтона за то, что так легко покорил ее своим обаянием, своими длинными черными волосами, к которым она жаждала прикоснуться, она с вызовом посмотрела на него. Полотенце упало с ее головы.
– Ты думаешь, если я беременна, то не испытываю никаких чувств? Ты думаешь, я не могу хотеть и нуждаться в том, чего хотят и в чем нуждаются другие женщины?
Далтон молча смотрел на нее, пораженный ее словами. Теперь он мог точно сказать, что было в ее глазах. Голод. Желание. Страсть. И внезапно почувствовал, что откликается на ее страсть сильнее, чем когда-либо прежде.
Сегодня его уже обнимала и целовала другая женщина, и он не чувствовал тогда ничего, кроме отвращения.
Но стоило Фэйф взглянуть на него, и он уже готов взорваться.
– Прекрати, – прошипела она.
– Прекратить что? – Он все еще удерживал ее, не давая выйти из ванной.
– Прекрати смотреть на меня так, будто я стала событием дня. Я же не сказала, что хочу тебя, не так ли?
– Разве? А что бы ты сказала, если б я признался, что едва сдерживаю желание?
– Не издевайся надо мной, Далтон, и дай мне пройти, – потребовала она, словно не замечая его слов. – Я не стройная красивая блондинка, но и не лишенная гордости женщина, готовая просить у тебя милостыню.
– Не говори так, черт тебя подери! – воскликнул Далтон. – Я говорил, что хочу, и если ты не…
Он сильно сжал ее плечи.
– Никакими словами нельзя выразить то, что мы испытываем друг к другу, и ты это знаешь.
– Ты не можешь знать, чего я хочу, – слабо продолжала сопротивляться Фэйф.
– Я точно знаю, чего ты хочешь, потому что этого же хочу я.
Ее сердце забилось быстрее. Она читала правду в его глазах, горящих страстью. Нет, это не могло быть явью.
– Далтон, я…
Он прервал ее, сделав то, о чем она мечтала всю ночь. Он поцеловал ее, перестав себя сдерживать, открыв ей свои чувства.
Ее губы были мягкими, искушающими. Их языки сплелись в вечном, как сама жизнь, любовном танце. Далтону показалось, что его сердце сейчас остановится, не выдержав накала чувств. Застонав, он оторвался от губ Фэйф, и глубоко вздохнул.
Если бы он не удержал ее, Фэйф не устояла бы на ногах. Его поцелуй словно лишил ее последних сил.
– Я не хочу твоей жалости, – выдохнула она. – Мне не нужно твое сочувствие.
– Жалость? Сочувствие? – Он непонимающе смотрел на нее. – Неужели ты думаешь, я испытываю к тебе жалость?
Не в силах встретиться с ним взглядом, безумно желая еще раз почувствовать его губы на своих, боясь, что сейчас начнет умолять его о поцелуе, захваченная потоком противоречивых чувств, боровшихся в ее душе, Фэйф забыла о страсти в его глазах и вспомнила о Сюзетт.
– Зачем же еще ты так беспокоишься обо мне?
– Беспокоюсь? – Он резко схватил ее ладонь и прижал к «молнии» джинсов. – Вот мое беспокойство. Это тебе нужно жалеть меня.
Полотенце соскочило, обнажив ее плечо. От вида нежной кожи и от ощущения ее руки, крепко
