будто впервые увидел женщину. И его рука дрожала. В этот момент к ней пришло сознание, что она не просто хочет насладиться его телом, что она бесконечно влюблена. Эта мысль возникла в ее сознании, завладела сердцем, как солнце, всходящее над горизонтом в своем сверкающем великолепии.
Она влюблена в Далтона.
Его имя, как вздох сорвавшееся с ее губ, пронизало его поры и проникло глубоко в душу. Здесь ее запах чувствовался сильнее. Он исходил от смятых простыней, выделяющихся бледным манящим пятном в темноте, и обволакивал его.
Но сначала ему захотелось успокоить Фэйф, сделать так, чтобы исчезла напряженность в ее теле, настороженность в ее глазах. Потом, когда страх и неуверенность пройдут, он зажжет в ее крови огонь, такой же сильный, как тот, что пожирал его самого.
Рассудок заставил Далтона сказать:
– Ты можешь передумать. Еще не поздно остановиться.
Нежная рука, прижавшаяся к его груди, была тверда как скала:
– Нет, – прошептала Фэйф, шагнув навстречу ему, – уже слишком поздно.
Далтон рванулся к ней и нашел ее губы.
Господи, какие сладкие. Целуя ее, он ощутил на губах вкус душистого мыла. Он держал в объятиях необыкновенную женщину, способную свести его с ума, будоражившую его, рождавшую в нем подлинную страсть. Далтон прижал ее крепче, стремясь еще ближе почувствовать ее тело. Преградой было полотенце, но лишь на миг. Одно движение его пальцев – и оно оказалось на полу.
Прижав к себе обнаженную Фэйф, Далтон почувствовав ее упругую, налившуюся грудь с напряженными сосками. И живот, в котором теплилась человеческая жизнь, был не таким большим, как ему казалось раньше. Когда руки Фэйф обвили его плечи, он почувствовал, что обрел свою вторую половинку, о существовании которой не догадывался.
Что-то перевернулось в его душе. Он никогда уже не будет прежним. И Далтон благодарил Бога за это чудо.
Вдруг Далтон отстранился и отступил на шаг. В темноте он видел лишь ее силуэт и влажно мерцавшие глаза.
– Я хочу видеть тебя. – Его рука потянулась к лампе на ночном столике.
– Нет. – Она испуганно удержала его руку: – Пожалуйста, не надо.
Беременность никого не красит, и Фэйф боялась, что его оттолкнет вид ее обнаженного тела. Она ошибалась, но Далтон понимал ее страх.
– Хорошо, – легко уступил он.
Пока он не станет настаивать. У него будет время полюбоваться ею утром.
– Я… – Рука Фэйф опустилась на живот. – Я не знаю, как это происходит, когда…
– Из-за него? – Далтон тоже положил руку на живот. Он был твердым и тяжелым.
От его нежного прикосновения на глаза Фэйф навернулись слезы.
– Из-за нее, – поправила она. – Она… ей вряд ли понравится, если ее потревожат.
Далтон улыбнулся и слегка сжал пальцы.
– Мы не будет тревожить ее. – Его улыбка вдруг исчезла. – Ведь если мы будем осторожны, мы не повредим ей, да?
Фэйф чуть не расплакалась от такого проявления заботы. Совладав с собой, она покачала головой.
– Далтон, ты не должен так заботиться обо мне.
– Мне кажется, ради тебя я готов перевернуть мир. Но сейчас мне хочется не этого.
– А чего? – Она замолчала и облизнула губы кончиком языка. – Чего тебе хочется?
Его глаза встретили ее взгляд в темноте.
– Любить тебя.
Ее охватила слабость. Она приникла к Далтону, чтобы не упасть.
– Да, Далтон, да…
Он легко обнял ее. Далтон не хотел торопиться. У них впереди вся ночь, и они проведут ее, наслаждаясь друг другом.
Он зарылся лицом в ее волосы, все еще влажные после душа.
– Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю твой запах?
Фэйф засмеялась.
– Нет.
– Тогда говорю это сейчас. Он свежий, как ветер, мягкий, женственный.
Он осыпал поцелуями ее лицо и шею.
– Ты сладкая, как грех.
Он коснулся ее губ, вбирая в себя их вкус. Она обвила его руками, снедаемая страстью.
