гуманитарное, оценки в дипломе хорошие; обет безбрачия дала с легкостью (все равно ей с мужчинами не везло и в любви она была разочарована). Тестирование прошла на удивление удачно. И вообще – человек нашел себя.
Работа в Оракуле приносила удовольствие. И деньги. Большего и ждать было нечего.
С Верховной она почти не встречалась. Верховная была наверху, руководила общим процессом, поддерживая в учреждении специфическую, только ему присущую атмосферу, где странным образом сосуществовали и сочетались – непонятно как, но весьма органично – иррациональная одержимость пифий и строгий мир компьютерного информационного обеспечения.
Верховная Жрица ждала Пиф в своем кабинете. Просторном, полутемном. На большом, еще прежних времен, столе тускло светится орфическое яйцо, обвитое змеей. Яйцо алебастровое, змея золотая. Все остальное тонет, растворяется в благоуханной полутьме.
У стола высокая спинка кресла. Черный коленкор, массивные золотые шляпки гвоздей. Две кобры со знаками Буто и Нехебт на головах, глядящие друг на друга, образуют навершие.
Прямо между змеиных морд – женское лицо. Когда-то очень красивое, холодное, с правильными, уже расплывающимися, но все еще изящными чертами. Верховная Жрица – египтянка, и поговаривают, будто некогда ее прикупил прежний еще Верховный Жрец. Поначалу будто бы полы мыла, после же путем хитрых интриг, подкупа и неразборчивости в средствах достигла положения жрицы. А там, шагая по головам, вознеслась в это кресло, нарочно для нее выписанное из страны Мицраим. Впрочем, это про любую Верховную Жрицу говорят.
Пиф вошла, склонила, как положено, голову.
Верховная Жрица не шевельнулась. Только на скулах красные пятна проступили – от гнева.
– Потаскуха! – прошипела Верховная Жрица.
Пиф молчала.
Дальнейший диалог очень напоминал разговор Беренгария с Бэдой, о чем, естественно, жрицы не подозревали.
– Где ты была ночью?
– Дома, госпожа.
– Дома? Ты была дома одна?
– Да, госпожа.
– Сука!
– Вряд ли, госпожа.
– Ма-алчать! – взвизгнула Верховная Жрица таким голосом, будто всю жизнь только и делала, что торговала репой.
Пиф брови подняла. Но из-под очков это было не слишком заметно.
Верховная спросила:
– Ты ушла с презентации одна?
– Не помню, госпожа.
– Пьяная?
– Разумеется, госпожа. Нам это предписано. – Пиф цитировала Устав: – Неистовство, странное, подчас шокирующее поведение…
– Приступы ярости, способность легко входить в состояние аффекта, – почти мечтательным тоном добавила Верховная Жрица.
– И оргиастический секс, – заключила Пиф.
– Смотря для кого, – сухо сказала Верховная Жрица. И поморщилась.
Пиф неподвижно смотрела на нее, не понимая, к чему клонит начальство. Начальство же пребывало в ледяном осатанении.
– Ты, девочка моя, кажется, получаешь безбрачные, – начала она.
Пиф кивнула.
– И давно?
– С самого начала работы, госпожа.
– Тебя это устраивает?
– Конечно.
– Так вот что я тебе скажу, подруга, – проговорила Верховная, слегка приподнимаясь в своем высоком кресле. – Вчера с презентации тебя унес какой-то раб из низшей касты программистов…
– Да? Я не заметила, – искренне сказала Пиф. Она и в самом деле почти не обратила внимания на человека, которым помыкала до самого утра.
– Да, – повторила Верховная Жрица. – От него до сих пор керосином разит, такой завшивевший…
У Пиф тут же зачесалось за ухом. Она украдкой поскреблась пальцем, хотя никаких вшей у нее, естественно, отродясь не было.
– Так и что с того? – спросила Пиф, все еще недоумевая.
