— А вдруг там интересно?
— Где?
— Там, куда он попал.
— Хочешь взять от жизни все? — подозрительно осведомился Моран Джурич.
— Иногда хотелось бы…
— Я тебя в ментовку сдам, — предупредил Моран, — тогда ты точно от жизни все получишь.
— Кроме отдыха на Гавайях, — тихонько пробормотал Авденаго. Он уже привык к постоянным угрозам Морана и не придавал им значения.
Моран сразу догадался о его мыслях.
— Думаешь, я попусту запугиваю?
— Думаю, да, — расхрабрился Авденаго.
Стремительным движением Моран выплеснул чай ему в лицо. Чай был очень сладкий, тягучий. Авденаго содрогнулся от отвращения, когда липкие капли проникли ему за шиворот, однако стойко выдержал экзекуцию и ни словом себя не выдал.
— Ты все равно трепещешь, — сказал Моран Джурич. — Я вижу. Скрываешь, но трепещешь.
— Если я скрываю, значит, дух мой не сломлен, — сказал Авденаго.
— Ладно, — смилостивился Моран. — Возьму тебя с собой сегодня на прогулку. Будем заниматься покупками.
Ходить по городу с Мораном оказалось занятием столь же увлекательным, сколь и утомительным: Моран передвигался очень быстро, то и дело ныряя в подворотни или проскакивая проходными дворами, а хуже всего — переходил дорогу, мало сообразуясь с правилами дорожного движения. Когда Авденаго робко предложил дождаться зеленого света, Моран только фыркнул.
— Джурич Моран не привык топтаться на месте под красным фонарем! Думай над своими советами, ты, крысий хвост!
— У рыси — красивый хвостик, — сказал Авденаго. — С кисточками.
— У крысы хвост лысый, — сообщил Моран. — Ты еще и биологию дурно изучал. Твое место возле сортира, даже в тюрьме, не говоря уж о более приличных местах.
— Кто бы сомневался, — вздохнул Авденаго. — Но все-таки, мой господин, тяжелые грузовики опасны. Они могут вас раздавить.
— Обо мне заботишься? Дурак! — рассмеялся Моран. — Первым под колеса попадешь ты, а уж тогда грузовик непременно остановится, и я спокойно перейду улицу. Понял, как такие дела делаются? Учти, если ты выживешь и дотянешь до моей смерти, то унаследуешь мое дело вместе со свободой. Тогда уж придется тебе владеть рабами и пользоваться ими. Запоминай, пока я жив! Больше ведь никто в этом городе тебя не научит.
Петербург Морана Джурича был совершенно особенным городом — городом, какого Авденаго никогда прежде не видел и о существовании которого даже не подозревал.
Здесь царствовали лазы, переулки, подворотни, заколоченные подвалы, дворы-колодцы, такие узкие, что из них и вправду можно было посреди дня разглядеть на небе звезды, потаенные, полузаваленные лестницы, по которым можно было подняться на крышу. Иногда Моран перебрасывался парой слов с каким- нибудь знакомым бомжом:
— Здоров, Петрович. Что, Чашкин прихворнул?
— Слушай, Джурич, — бубнило в ответ существо, — десятки не найдется?
— Да ты уж сразу сотню попроси, — отвечал Моран, снабжая (или не снабжая) Петровича деньгами.
И прибавлял, с гордостью указывая на Авденаго:
— Вот, мальца завел. К делу хочу приставить. Пока ввожу в курс событий.
— Это ты правильно, — одобряли Морана его странные знакомые.
Когда Джурич Моран и его спутник вдруг выбрались на Литейный проспект, совершенно непостижимыми для Авденаго путями, молодой человек вдруг спросил:
— А почему вы этих людей не отправите… ну, туда, куда вы Воробьева отправили?
— У них денег на такое путешествие не хватит, — огрызнулся Моран.
— Да бросьте вы! — ответил Авденаго, дурея от собственной развязности. — Вы не за деньги работаете, я уже понял. Почему?
— Что почему?
— Почему вы своих друзей не переправите туда, где им будет лучше?
— Потому что они мне не друзья. У Джурича Морана нет друзей. У Джурича Морана не может быть друзей.
— Почему? — Авденаго вдруг почувствовал себя задетым. В глубине души он надеялся, что Моран считает его своим… ну, другом, что ли.
— Потому что Джурич Моран — гений, он — высшее существо, тролль из Мастеров, великий создатель и творец удивительных предметов. И если Джурич Моран снисходит к простым смертным, то это — личный и персональный каприз Джурича Морана, не более того. Не повод строить различные догадки и возводить здание нелепой надежды на зыбком песке.
Он смерил своего спутника пронзительным взором, как бы в надежде, что вот сейчас Авденаго съежится, задрожит и упадет к его ногам, и вдруг заключил совершенно будничным тоном:
— Мы пришли.
Они стояли у витрины небольшого ювелирного магазина-салона. Там было много зеркал, стекла и разных блестящих предметов.
— Зайдем.
Авденаго нерешительно посмотрел на Морана.
— Закрыто же.
— Почему? — вопросил Моран высокомерно.
— Почему закрыто?
— Да.
— Потому что уже вечер. Скоро ночь. В это время суток большинство магазинов уже закрывается.
— Странно, — сказал Моран. — Следовало бы поступать иначе. Я уже давно заметил, что в этом городе все шиворот-навыворот. Продуктовые магазины почему-то работают круглые сутки, в то время как обувные и ювелирные закрываются преступно рано.
— По-вашему, ювелирные должны работать двадцать четыре часа?
— Разумеется. Что тебя удивляет?
Авденаго уже понял, что спорить в данном вопросе не следовало бы. Умный человек давно бы сообразил, что здесь надо промолчать и позволить Морану изливать свое недовольство, не перебивая. Но было поздно, Авденаго ввязался в безнадежный спор с хозяином. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
— Если честно, — сказал Авденаго, — мне трудно представить себе, что найдется достаточное количество людей, которым понадобится непременно купить что-нибудь ювелирное часа в два ночи.
— А человек, которому необходимо пиво в два часа ночи, значит, явление более естественное? — прорычал Джурич Моран.
— Приблизительно.
— Еще скажи, что человек, которому в два часа ночи потребовалась колбаса, — естественное явление, — сказал Моран упавшим голосом.
— Чистая правда.
— Или ты — величайший в мире кретин, — провозгласил Моран, — или же ты наглец и храбрец, осмелившийся дурачить самого Морана Джурича. Но так или иначе, а скоро этому настанет конец. Входи в магазин.
— Но я не могу, — уперся Авденаго.
— Почему?
