— По-вашему, я — старая мочалка?
— Приблизительно.
— Нет, — сказал Авденаго решительно.
— Что? — Моран приподнялся в кресле. — Мне показалось, или ты мне перечишь?
— Я не старая мочалка.
— А кто же ты?
— Человек, — сказал Авденаго.
— Твоему тону не хватает уверенности, и я вполне понимаю твои сомнения.
— Я человек, и точка.
— Это бунт?
— Нет.
— Хорошо, — сказал Моран. — В таком случае, продолжим беседу. Кольцо по-прежнему у тебя на пальце?
— Да.
— Подними ногу.
— Нет.
— Ясно, — сказал Моран и помрачнел.
Авденаго выпил сразу полстакана вина. С грустью подумал о том, что теперь не скоро выйдет из этой квартиры. Если вообще когда-нибудь выйдет. А припасы скоро закончатся. Джурич Моран не станет обременять себя походами за картошкой. Небось, по ресторанам таскаться начнет, предоставив своему рабу полную свободу подохнуть с голоду.
— Это неправильное кольцо, — сказал Моран. — Можешь оставить себе. Проклятье!
Он сам налил себе еще вина и вдруг грустно улыбнулся. Совсем по-человечески.
— Видишь ли, — сказал Моран, — несколько дней назад я был в том магазинчике и рассматривал разные блестящие побрякушки. Мы, тролли, даже и высшие, из Мастеров, чрезвычайно неравнодушны к блестящим вещицам. Обычно наш интерес бывает вполне невинным, нам достаточно созерцания. Иными предметами, правда, мы непременно должны обладать, но таких предметов, как правило, очень немного. Я как раз размышлял над тем, что мне следовало бы подавить твою волю. Ты становишься неприятным вольнодумцем, что само по себе создает дискомфорт, а при определенных обстоятельствах может быть опасным.
— И вы решили подставить меня? — тихо спросил Авденаго.
— Глупости! «Подставить»! Что за выражение! — Моран поморщился. — Нет, мой замысел был гораздо лучше. Свежее, чище и… как бы это выразить? Более творческий. Однако ради последовательности вернемся к моему первому визиту в ювелирный магазин, который ты так бездарно ограбил. Я глазел на серебряные браслеты, когда одна женщина вдруг показала на кольцо и сказала своему спутнику: «Когда я вижу эту вещь, я полностью теряю волю».
Авденаго посмотрел на кольцо, блестевшее у него на пальце.
— Кстати, не такое уж оно и ценное, и это вовсе не бриллиант, — сказал он. — Просто топаз.
— Откуда ты знаешь? — прищурился Моран. — Ты разбираешься в камнях? Сомнительно, поскольку ты — гопник. Я наводил справки.
— Да тут бирка есть, — объяснил молодой человек.
— Оторви и выбрось эту бирку, а заодно и собственную голову, — посоветовал Моран. — Их ценность примерно одинакова.
Он выждал немного, как будто действительно ожидал, что Авденаго сейчас попытается заняться самообезглавливанием. Но юноша ограничился тем, что сдернул с колечка магазинную бирку и бросил ее на пол.
— Ладно, — вздохнул Моран. — Итак, я принял к сведению бесспорный факт: некая женщина целиком и полностью теряет волю, когда видит некое конкретное кольцо…
Авденаго осенило.
— И вы решили, что это — магический предмет, который отберет волю у меня?
— Именно, — Моран горько вздохнул. — Но ты отказался поднимать ногу. Значит, своя воля осталась при тебе. Это невыносимо!
Он всхлипнул:
— Я готов рыдать с досады!
— Хватит вам распускать сопли, — сказал Авденаго. — Взрослый же человек. Противно!
— Дурак, — Моран высморкался двумя пальцами и прибавил: — Салфетку! Живо! Мне самому противно!
Авденаго подал ему бумажные платки.
Моран сказал:
— Раз эта штуковина бесполезна, оставь ее себе. Не стану отбирать. Она мне вообще не нравится. Топаз какой-то! Я бриллианты люблю, в них есть смысл. Интеллектуальные камни, в отличие от тебя. Все, убирайся, не хочу тебя видеть, не хочу тебя слышать, и завтра не вздумай подавать мне обед.
Глава четвертая
Несколько дней Авденаго действительно не видел Морана. Тот скрывался в кабинете, а заслышав шаги возле своей двери, кидался тяжелыми предметами. Странная мысль посетила Авденаго: он вдруг подумал, что его хозяин, возможно, смущен неудачным грабежом. Мысль эта пришла к Авденаго далеко не сразу. Вообще представить себе Морана Джурича обескураженным было почти невозможно. Но едва лишь Авденаго допустил подобную догадку, как она мгновенно угнездилась в его мозгах и пустила прочные корни. Авденаго и сам поразился скорости, с которой это произошло.
А вместе с образом смущенного Морана пришли и другие соображения.
Например. Почему Моран Джурич, несмотря на все свое могущество, обитает в Петербурге, явно вдали от своих родственников и соплеменников? Почему никто из них никогда его не посещает? Почему сам Моран никогда ими не похваляется?
На пятый день Авденаго без спросу вторгся в комнаты господина и бухнул на кружевную скатерть поднос с двумя тарелками. На одной ошеломительно благоухал борщ со сметаной и зеленью, на другой лежала горка мелко нарезанного чеснока.
Запахи заполнили комнату. Моран поднял голову от книги, которую изучал с великим тщанием, пошевелил ноздрями.
— Русским духом пахнет! — проскрежетал он.
— Извольте покушать, — сказал Авденаго.
— Еще чего! Сам ешь, — буркнул Моран.
— Ладно, — Авденаго уселся за хозяйский стол и взялся за ложку.
Моран уронил книгу, вскочил. Глаза его метали молнии.
— Ты рехнулся?
— Отнюдь, — Авденаго отправил ложку в рот.
— Где ты набрался таких слов?
— Сами приказали мне книги читать.
— Нахал! Наглец! Пошел вон отсюда!
— И не подумаю.
Авденаго не понял, что произошло. Просто он вдруг оказался лежащим на полу, и у него очень болела голова. И рука, когда он ею пошевелил. Рука вообще воспринималась как чужая. Авденаго попытался сесть, и тут дикая боль заставила его опрокинуться обратно на пол и завопить. Моран поморщился.
Авденаго скосил глаз. Он наконец увидел, что произошло: Джурич Моран метнул в него нож и пригвоздил левую ладонь к полу.
— Вытащи… те… — слабо проговорил Авденаго. — Ой, больно!