— Нет, — покачал головой Ник. Но, подумав немножко, добавил: — По-моему, нет.
— Это как же, — не понял Билли, — вы не знаете наверняка, есть ли у вас дети или нет?
Ник нехотя кивнул.
— А разве так бывает? — удивился мальчик.
— Бывает… Иногда бывает. Ему сейчас уже лет двадцать, моему сыну. Если, конечно, он вообще есть. А может быть, это и дочь…
«Странные они, эти взрослые, — в недоумении подумал Билли. — Как-то они умудряются запутывать самые простые вещи…»
Ник порылся в сумке.
— Вот — у меня еще шоколадка осталась. Погрызи, — предложил он.
— Спасибо, — сказал Билли. — О, «сникерс», я такие очень люблю…
— Зубы у тебя от них не болят?
— Не-ет! — уверенно сказал Билли. — Я таких хоть сорок штук зараз могу съесть!
— Да уж я не сомневаюсь, — хмыкнул Ник.
Билли откусил кусочек шоколадки и вдруг тихо заплакал, размазывая слезы по лицу.
— А мама… Мама… Она уже никогда… — лепетал он срывающимся голосом.
— Что делать, малыш, что делать… Вот моя мама тоже умерла — и мне без нее очень и очень грустно. Так уж устроена жизнь, Билли. Вот и мы с тобой когда-то умрем. И вопрос только в том — заплачет ли кто-нибудь о нас с тобой или нет…
Билли захныкал еще сильнее.
— Ты плачешь — и это хорошо, — задумчиво сказал Ник. — Сильные люди никогда не боятся плакать.
— А вы плакали когда-нибудь, дядя Ник? — спросил Билли сквозь слезы.
— Если бы я мог… Раньше плакал, теперь — нет. Но я плачу в мыслях…
— Я тоже так буду, — упрямо сказал мальчик, шмыгая носом.
— Ну, конечно… Я думаю, ты вырастешь сильным парнем, добрым и храбрым.
— Обязательно, дядя Ник.
Ник погладил Билли по голове:
— Вот какая отличная головка… Будет умная головка, будет много знать… Отец тебе многое расскажет, многому научит.
— Да? — с надеждой спросил Билли.
— А как же иначе, малыш…
— Но он же бросил меня, покинул…
— Я думаю, он не тебя бросил, а себя.
— Как это так? — удивился Билли.
— Понимаешь… Человеку трудно быть самим собой, и он часто от себя убегает. И думает при этом, что сам себя таким образом ищет, а потом оказывается, что никуда и не нужно было идти, что все уже и так было.
— Нет, не понимаю, — честно сказал Билли. — Что-то слишком это сложно для меня.
— Да это и для взрослых тоже сложно, — улыбнулся Ник. — Потому-то они так часто и путаются в жизни — трудная это штука, брат.
— А что в жизни самое главное, дядя Ник? — робко спросил Билли.
— Не знаю… Может быть, главное — не бояться. Не бояться других. Не бояться самого себя. Не бояться плакать. Ну и так далее.
— А вы чего-нибудь боитесь?
— Я сейчас боюсь только одного — чтобы ты не простудился. Давай-ка я укутаю тебя поплотнее. Спи…
— Ну-ка посмотри, малыш, какая это улица? — попросил Ник.
— Феррихилл-роад, — прочел Билли табличку.
— Вот и отлично. Нам нужен дом двести десять. Пошли…
Билли было совсем не по себе — и с каждым шагом походка его становилась все неувереннее.
— Ты что, Билли? — спросил Ник, уловив нерешительность мальчика.
— А вдруг я ему не нужен? — тихо спросил Билли. — Вдруг он совсем не хочет меня видеть?
— Что за глупости, парень? Все будет хорошо! — бодро сказал Ник.
По правде говоря, у него на душе тоже скребли кошки в предвкушении встречи с Фрэнком: как-то сложится их встреча? Каково будет говорить им теперь, спустя двадцать лет после того случая?
— Пустяки! Все будет отлично! — повторил Ник, и уже не столько для Билли, сколько для себя самого.
— Но он же — предатель, — неуверенно сказал Билли. — Мой папа — предатель…
— Что?
Ник вздрогнул от неожиданности. Почему мальчишка так говорит? Он ведь не знает подробностей той вьетнамской ночи… Как он мог догадаться, черт возьми? Меньше всего Нику хотелось навести Билли на какие-либо нехорошие мысли о своем отце. И вот…
— Предатель, — снова сказал Билли. — Он ведь предал маму и меня…
У Ника слегка отлегло от сердца — господи, да парень ведь не о том…
— Не надо так говорить, Билли. Никогда не называй так своего отца, — строго сказал Ник. — Ты еще слишком мал, чтобы судить его. Вот подрастешь, тогда другое дело: будешь лучше понимать что к чему… Пойми, это очень большая ответственность — говорить такие слова о ком-либо вообще, а уж тем более об отце.
— Ну, я не знаю… — неуверенно пробормотал Билли. — Извините…
— Все будет в порядке, — успокоил его Ник. — Вот ты увидишь его — и все глупые мысли сразу выскочат у тебя из головы, вот увидишь.
— Вы так думаете?
— Конечно. Знаешь, как бы он ни поступил тогда… В общем все, что случалось раньше, — это все в прошлом. А ты ведь не можешь жить в прошлом. Ты живешь здесь и сейчас, понимаешь?
«А сам-то я это понимаю? — спросил себя Ник. — Ты сам-то сумел уйти от проклятого прошлого, от гнетущих воспоминаний? И смог ли ты простить? Легко объяснять другим, а вот ты сам попробуй переступить через боль, через обиду… Трудно? Но ведь сам сказал: надо жить здесь и сейчас — так в чем же дело, старина? Других-то легче поучать, а ты вот сам попробуй…»
— Ты не можешь жить в прошлом, — решительно повторил Ник.
Но мальчик по-прежнему топтался на месте.
— Пошли, пошли!
— Да-а… А вдруг его дома нету… — продолжал кочевряжиться Билли.
— Нет дома? В этакую-то рань? Да ты что? — рассмеялся Ник. — Ладно, кончай: ищи-ка лучше двести десятый номер…
Билли нехотя зашаркал подошвами по тротуару Феррихилл-роад, только-только просыпающейся для нового дня.
— И дома тут какие-то уродские… — недовольно пробурчал мальчик.
— Да? — поинтересовался Ник. — А что такое? С тремя крышами, что ли?
— Говорю — уродские…
Ник засмеялся.
— Ну чего вы, дядя Ник? — обиженно спросил Билли. — Не верите, что ли?
— Верю, верю… Ты за номерами смотри.
— Да вот он, этот двести десятый…
— И что — тоже уродский?
— Ну… Не такой уж… — проворчал Билли все еще недовольно. — Так вроде ничего…
Коттеджик под 210-м номером и впрямь выглядел очень пристойно: беленые стены, зелененькие ставни, аккуратный балкончик… По хрустящей гравием дорожке Ник и Билли подошли к двери.
