Гай встал и надел шляпу, собираясь пойти перекусить. Пересекая вестибюль, он услышал звук коммутатора. Девушка на коммутаторе обратилась к нему:
— Если хотите, поговорите отсюда, мистер Хейнз.
Гай взял трубку, уже уверенный, что это Бруно, и зная, что согласится на предложение Бруно встретиться с ним сегодня где-нибудь. Бруно пригласил Гая на ланч. Договорились встретиться в 'Вилла д'Эсте' через десять минут.
Окна ресторана были задрапированы розово-белыми шторами. Гай испытывал такое ощущение, будто Бруно подстроил ему ловушку и за шторами прячутся полицейские. Но ему было совершенно, совершенно не страшно.
Бруно сидел в баре и, сразу заметив Гая, сполз с крутящегося стула. Гай шел с высоко поднятой, как он думал, головой. Когда он оказался рядом с Бруно, тот положил ему руку на плечо.
— Привет, Гай. У меня столик в конце этого ряда.
Бруно одел свой тот самый ржаво-коричневый костюм. Гай вспомнил, как в первый раз следовал за этими длинными ногами по качающемуся поезду в купе Бруно, но сейчас это воспоминание не вызывало в нем никакого сожаления или раскаяния. Он даже чувствовал расположение к Бруно, как это бывало у него по ночам, но никогда до сих пор днем. Его даже не возмущала очевидная радость Бруно по поводу того, что Гай принял его приглашение на ланч.
Бруно заказал коктейли и еду. Себе он заказал жареную печенку — из-за новой диеты, как он сказал, — а для Гая — яичницу 'бенедикт', потому что знал, что Гай ее любит. Гай оглядывался по сторонам и рассматривал соседние столики. Смутное подозрение вызвала у него кампания из четырех красиво одетых женщин лет сорока. Все они улыбались, почти закрывая при этом глаза, каждая держала в руке коктейль. Дальше сидел полный господин европейского вида, который то и дело улыбался невидимому человеку за его столиком. Официанты носились как угорелые. Не шоу ли это, разыгрываемое ненормальными, среди которых они с Бруно — на главных ролях и самые ненормальные? Потому что каждое увиденное им движение и услышанное слово казались ему окутанными героическим мраком предначертания.
— Тебе нравится? — спрашивал Бруно. — Купил их у Клайда сегодня утром. У него лучший выбор во всем городе.
Гай посмотрел на четыре коробочки, которые Бруно открыл и держал на коленях. В них лежали вязаный, шелковый и льняной галстуки, а также бледно-лиловая бабочка из плотного льна. Шелковый был цвета морской волны, как платье Энн.
Похоже, Гаю не понравились покупки, и Бруно расстроился.
— Слишком кричаще? Но это летние галстуки.
— Красивые, — сказал Гай.
— А вот этот нравится мне большое всех. Никогда не видел ничего подобного. — Бруно взял в руки вязаный галстук с тонкой красной полоской вдоль по центру. — Я вначале хотел купить один для себя, но потом захотел, чтобы они принадлежали тебе. Это тебе, Гай.
— Спасибо, — небрежно бросил Гай. У него неприятно задергалась верхняя губа. Можно подумать, что он был наразлучным другом Бруно и тот принес ему подарки в знак примирения.
— За ваше путешествие, — произнес Бруно и поднял бокал.
Бруно, оказывается, сегодня утром говорил по телефону с Энн, и Энн обмолвилась насчет их поездки, сообщил Бруно. Бруно с чувством говорил об Энн, о том, какая она замечательная.
— Она кажется такой чистой. Такую девушку, добрую и по внешности, не часто увидишь. Ты должен быть ужасно счастливым, Гай. — Он ожидал, что в ответ Гай скажет фразу или слово в подтверждение того, как он счастлив. Но Гай промолчал, и Бруно почувствовал себя так, словно его оттолкнули, и ком обиды застрял у него в горле. Что он такого сказал Гаю оскорбительного? Бруно хотелось по-братски коснуться, положить свою ладонь на руку Гая, которую тот держал на краю стола, но удержался от этого жеста. — Ты ей сразу понравился или прошло много времени? Гай!
Гай слышал, как Бруно повторил свой вопрос. Ему показалось, что прошли века.
— Как можно спрашивать о времени? Есть факт.
Он взглянул на узкое, но полнеющее лицо Бруно, на чуб, который придавал ему вид любознательного паренька, но глаза у него были куда самоувереннее, чем тогда, когда Гай встретил Бруно в первый раз, и менее эмоционально подвижные. Это оттого, подумал Гай, что теперь у него есть свои деньги.
— А-а, я знаю, что ты имеешь в виду. — Но Бруно не знал. Гай был счастлив с Энн несмотря на то, что над ним довлело убийство. Гай был бы счастлив с ней даже без гроша в кармане. Бруно вздрогнул от самой мысли, что он мог бы предложить Гаю деньги. Он даже мысленно слышал, как Гай скажет 'нет', и с таким выражением отдаления в глазах, что через мгновение станет неизмеримо далеко от него. Бруно знал, что ему недоступны многие вещи, доступные Гаю, и тут никакими деньгами не поможешь. Близость матери счастья ему не даст. Бруно заставил себя улыбнуться. — Ты думаешь, я нравлюсь Энн, всё нормально?
— Всё нормально.
— А что она любит помимо работы? Она готовить любит? Или еще что-нибудь такое? — Бруно смотрел, как Гай взял свой мартини и осушил за три глотка. — Ты знаешь, мне интересно, что вы делаете вместе? Ходите на прогулки, решаете кроссворды?
— В таком роде.
— А что вы делаете вечерами?
— Вечерами Энн иногда работает.
Его мысли унеслись, чего раньше не бывало в присутствии Бруно, в их студию на втором этаже, где они с Энн часто работали вечерами. Энн время от времени заговаривала с ним и что-нибудь показывала ему и спрашивала его мнение в веселом духе, будто ее работа вовсе и не требовала от нее напряжения. Когда она мыла свои кисточки в стакане, раздавался звук, похожий на смех.
— Я видел ее рисунок пару месяцев назад в 'Харперс Базар'. Очень неплохо, правда?
— Весьма.
— Я… — Бруно сложил руки на столе. — Я уверен, что ты счастлив с ней.
Конечно, счастлив. Гай чувствовал, как у него расправились плечи и дыхание стало свободнее. Однако в настоящий момент трудно было с уверенностью сказать, что Энн была его. Она казалась ему богиней, сошедшей на землю, чтобы выхватить его из битвы, в которой ему была уготована верная смерть, как мифологическая богиня, спасавшая героев, но в конце каждого повествования появлялся элемент, который в детстве всегда поражал его и казался несправедливым и не относящимся к существу. Ночами, когда ему не спалось и он в пальто, наброшенном поверх пижамы, неслышно выходил на улицу и бродил тихими летними ночами по окрестным скалистым холмам, он не позволял себе думать об Энн.
— Dea ex machine,[11] — произнес себе под нос Гай.
— Что?
Почему он сидит тут с Бруно, ест с ним за одним столом? Он собирался бороться с Бруно. И вдруг все его угрызения совести растворились в потоке жалости. Бруно не знает, что такое любовь, не умеет любить, и именно этого ему не хватает. Бруно слишком развращен и слеп, чтобы любить или вызывать любовь к себе. Внезапно Бруно показался ему трагической фигурой.
— Бруно, а ты никогда не влюблялся? — Гай посмотрел на Бруно с неизвестным тому доселе напряженным вниманием.
Бруно сделал знак, чтобы принесли еще выпить.
— Не думаю, что это была действительно любовь.
Он облизал губы. Он не только не влюблялся, но его не очень-то тянуло и к близости с женщиной. Гай же мог забыть себя в женщине, он практически убил себя в Мириам, и эта черта была наиболее неприятным различием, как чувствовал Бруно, между ним и Гаем.
Гай взглянул на Бруно, и тот опустил глаза. Бруно словно ждал, что ему специально скажут, как можно влюбиться.
— Ты знаешь величайшую мудрость в жизни, Бруно?
— Я много их знаю, мудростей, — с усмешкой сказал Бруно. — Какую ты имеешь в виду?
— Что всё имеет рядом с собой свою противоположность.
— Мол, противоположности сходятся.
— Это слишком просто. Например, ты даришь мне галстуки. Но мне также приходит в голову, что ты
