— Варюшка.
Ругали за то, что равнодушен к судьбам молодоженов, за путевки в дом отдыха, распределенные как- то не так, и просто за то, что «корчит из себя большого начальника». Щупленького низкорослого Виноградова поселковые остряки безжалостно прозвали «Верстою». Верста да Верста — так и приросло к нему это прозвище.
В то утро, как всегда по воскресеньям, шумные соседи мои поднимались не торопясь, с ленцою, утюжили брюки, сорочки, одевались, брились; долго — и тоже с ленцою — препирались, кому идти за водой; все были настроены в высшей степени благодушно.
И вдруг ворвался Виноградов. Лицо его пылало гневом.
— Н-ну, Лукин! — с порога, не здороваясь, выкрикнул он.— Н-ну, Лукин, я тебе никогда этого не забуду!
— Ты бы хоть шапку снял,— миролюбиво посоветовал бригадир.— В жилье входишь, не в сарай. К людям.
— Э, будто в шапке дело! — в сердцах Виноградов сорвал с головы свою пыжиковую, в утреннем инее шапку, хлопнул ею о колено и швырнул на подоконник.— Ты, знаешь, зубы мне не заговаривай!
Лукин переглянулся с нами, пожал плечами и молча пододвинул ему стул, жестом приглашая к столу. На заместителя председателя постройкома он глядел с веселым любопытством.
— Дед мой покойный, — все так же невозмутимо начал
он,— служил у казачьего атамана Платова. Ох, тоже лю-ютый был мужчина — атаман.
Борис, будто только того и ждал, с ходу включился:
— Это про которого в песне поется? — сияя невинными родничками глаз, поинтересовался он.— «Семь держав под ногами распластал, семь губерний нагайкой исхлестал»? Этот, что ли?
Виноградов покосился на Бориса настороженно.
— Ты, знаешь, что... Полегче. Чеши языком, да с оглядкою.
— А на кого нам оглядываться? — удивленно спросил Лукин.— Мы дома. Это ты в гостях...
Виноградов помедлил, потом, явно сбавив тон, предложил:
— Выйдем — потолкуем?
Но Лукин покрутил головой.
— У меня от бригады секретов нет. Говори при всех.
А дело-то, оказывается, было вот какое. Предусмотрительный Виноградов сам сочинил и заранее отпечатал для всех бригад их предпраздничные обязательства в соревновании: сделать столько-то, сэкономить столько-то, совершить такие-то и такие-то общественные дела. Двадцать бригад — двадцать экземпляров обязательств, похожих друг на друга, точно близнецы. Пять закладок под копирку по четыре экземпляра. Вчера на постройкоме он раздал «обязательства» бригадирам.
— Прочтите там, у себя, поправьте, если что надо, и верните с подписями. Только поправками не очень-то увлекайтесь.
И все бы, наверное, сошло гладко, как не раз сходило до сих пор, если бы не Лукин.
— Я что-то не пойму,— удивленно сказал он с места.— Чьи это обязательства? Твои, что ли?
— Наши, — охотно подтвердил Виноградов. И нахмурился: — А в чем дело?
— Так ты у меня в бригаде не работаешь,— продолжал Лукин.— Откуда тебе знать, сколько и чего мы можем сэкономить? — Он обвел взглядом насторожившихся бригадиров.— А, мужики? Или я тут что-то недопонимаю, как считаете?
Бригадиры зашумели, заговорили вразнобой.
— Думай, что говоришь,— пытался остановить дискуссию Виноградов.
— А я думаю,— спокойно возразил Л у кип.— Нет уж, товарищ Виноградов. Что ты там насочиняешь с Ритой-секретаршей — ваше дело, мы тебе не указчики. А за нас думать не нужно! Мы как-нибудь сами.
Виноградову бы отшутиться,— мол, друзьям отчего не помочь? Водку ль пить, дрова ль рубить — в каждом деле помощь не помеха. И посмеялись бы, но не раздраженно; и Лукин, надо полагать, в конце концов согласился бы. Так нет. Виноградов, вместо того, прикрикнул на бригадира:
— Все умничаешь, Лукин! Самым умным хочешь быть?
— Хочу,— невозмутимо подтвердил бригадир.— А ты разве не хочешь?
Хохот прокатился по помещению, где шло заседание.
— Чем же тебя не устраивает этот... проект? — хмуро спросил Виноградов.
— А всем,— твердо произнес бригадир.— Тут все — по шару: «Повысить, улучшить...» Ни рублем, ни аршином не измеришь. А мы хотим ясности. День кончился — и надо знать, что он нам дал.— Выдержал паузу.— Не те мы, товарищ Виноградов. А ты этого не понимаешь.— Лукин шагнул к столу и положил листок.— Не буду подписывать.
И вот тут Виноградов сорвался.
— Н-ну, Лукин, ну-у, Лукин,— задыхаясь от гнева, повторял он.— Видал я демагогов. А с демагогами знаешь что бывает?!
Лукин даже присвистнул от неожиданности:
— Во-он куда ты повернул!.. Это я, стало быть, демагог?
— А ты что ж думал,— шумел Виноградов.— Решил сорвать соревнование, а тебя за это по головке гладить?
Лукин посмотрел на него изумленно:
— Сорвать? Ты думай, что говоришь? Ну какое же это соревнование? Липа.
И тогда началось нечто невообразимое...
— Понимаешь, Кирьянович,— возбужденно рассказывал сейчас нам об этом Лукин.— Он-то, Платов- атаман, не думал, что отпор получит. Восемнадцать бригад ему тут же вернули эти... обязательства. Сами решили как следует все посчитать, обдумать.
Виноградов поминутно порывался что-то возразить, но Лукин жестом останавливал его.
— Ты, брат, слушай, слушай. Я тебе же для пользы говорю. В глаза. Хуже, если люди о том же по углам станут шушукаться.
— Вы кто по специальности, товарищ Виноградов? — спросил Борис.
— Будто не знаешь...
— Так то должность — не специальность. Так, Алексей Кирьянович?
— Ну, лекальщик,— нехотя произнес Виноградов.
— А разряд? — не унимался Борис.
— Ну, четвертый...
— Так за каким же лешим вы, простите, администратором стали? Такая дефицитная специальность. Высокий разряд!
Виноградов опешил. Он поднялся, возбужденный до крайности, подбородок у него дрожал.
— Да ты сиди, сиди,— урезонивал его бригадир.— Сейчас чайник закипит, завтракать будем.— И распорядился: — Борьк, режь хлеб, колбасу, пошевеливайся.
— Есть пошевеливаться! — весело отозвался Борис. И начал собирать на стол.
— Да вы тут все с ума посходили! — взметнулся снова Виноградов.— Я к ним по делу, а они...
— Какие же дела в воскресенье? Воскресенье для отдыха придумано.
Виноградов схватил шапку, устремился к двери. Но у двери все-таки задержался:
— Ты всерьез говорил, что в «Труд» напишешь?
— Непременно,— кивнул Лукин.— Сам не сумею, Алексей Кирьянович поможет. У него слог приличный.
Чем дольше я живу в поселке, тем почему-то реже и неохотнее думаю о пьесе. Когда иной раз представлю себе размалеванные театральные холсты, на которых декораторы будут пытаться воспроизвести эти удивительные просторы, предзимние рассветы и закаты, с их нежным и бледно- сиреневыми и золотистыми полу топами; этот растущий на моих глазах поселок, который сами строители уже
