– Как ты думаешь, скоро они вернутся?
Дину не надо было уточнять, о ком спрашивает Эрик. За три дня, прошедшие с отъезда Норы и Руби, Эрик постоянно гадал, когда они вернутся. Дин заметил, что брат забывает его ответы. Стоило им закончить разговор, как буквально через минуту Эрик снова задавал тот же вопрос: «Как ты думаешь, скоро они вернутся?»
– Со дня на день, – ответил Дин.
Он всегда отвечал одинаково, но сам в душе не был уверен, и эта неуверенность его мучила. Каждую ночь Эрику звонила Нора, но Руби всегда была чем-то занята: то давала интервью, то участвовала во встрече. Она позвонила им только один раз, и хотя говорила все, что полагается в таких случаях, Дин чувствовал, что они начинают отдаляться друг от друга.
Руби стала знаменитостью. Свершилось то, о чем она мечтала с самого детства: ее полюбили незнакомые люди. Дин не мог упрекнуть ее за то, что она наслаждается каждым мгновением своей внезапно обретенной славы, но невольно спрашивал себя, осталось ли в ее жизни место для него.
Эрик закашлялся.
Дин отвернулся от окна. На какое-то мгновение вид брата его ошеломил. За последние несколько дней это случалось не впервые: временами состояние больного ухудшалось так резко, что перемена заставала Дина врасплох. Эрик еще больше похудел, как-то съежился, улыбка на его лице стала редкостью. Казалось, он уставал уже оттого, что дышал, а обезболивающее помогало лишь ненадолго.
– Мы можем выйти из дома? – спросил Эрик. – Кажется, денек очень хороший.
– Конечно.
Дин выбежал во двор, чтобы все приготовить. Он поставил в тени старого земляничного дерева шезлонг и развернул его так, чтобы Эрику было видно море. Потом вернулся, закутал брата в толстый плед и на руках вынес на улицу. Эрик сделался невесомым, не тяжелее маленького ребенка.
Дин бережно усадил больного в шезлонг. Эрик откинулся на спину, утонув в подушках, и закрыл глаза.
– Как же приятно, когда пригревает солнышко!
Дин посмотрел на брата. Лицо его было повернуто к солнцу. Дин видел перед собой не худого лысеющего молодого человека, закупанного в разноцветный плед, он видел храбрость в самом чистом, концентрированном, виде.
– Я сейчас вернусь.
Он сбегал к себе в комнату, взял фотоаппарат, зарядил его черно-белой пленкой, вернулся во двор и начал снимать.
Эрик открыл глаза. Ему потребовалась минута, чтобы сфокусировать взгляд, и еще несколько, чтобы сообразить, что это за серебристая коробочка в руках у Дина. Наконец он ахнул и приподнял слабую руку.
– Господи, Дино. Не надо никаких фотографий! На этом ложе я выгляжу паршиво.
Он отвернулся. Дин опустил фотоаппарат, подошел и присел на корточки рядом с шезлонгом.
– Будет тебе. Ты настоящий красавчик. Почище Тома Круза.
Эрик повернулся.
– Когда-то я был мужик хоть куда, – заявил он с лукавой улыбкой. – А ты дождался, когда я стал походить на страшилище, и тогда решил меня сфотографировать.
Дин погладил влажный лоб брата. Он чувствовал, что Эрик уже устал.
– Дружище, я пропустил много лет, не могу же я упустить и этот момент. Мне нужно… я хочу, чтобы у меня остались твои снимки.
Эрик потер глаза и простонал:
– Дерьмо.
– Знаешь, что я вижу, когда смотрю в объектив? Героя.
Эрик открыл один глаз и улыбнулся:
– Что ж Феллини, давай крупный план, я готов.
