И вдруг все ночные пташки и все цветочницы Лондона — несчастные оборванки, бродящие по улицам, — словно воплотились в этом хрупком воробышке, лежавшем у него на коленях, ожили, стали реальными существами и обрели в нем свое лицо. Тут же он вспомнил, что не только у стариков бывают такие глаза — такой взгляд часто бывает и у детей, когда они очень серьезны или чего-то боятся. Ну, очнись же, думал он. Ты замерзнешь, если останешься лежать здесь.
Но она в эту минуту была опять где-то далеко отсюда. Стало еще холоднее, наверняка температура опустилась намного ниже нуля, дул ветер, и валил снег. Прошли томительные полчаса, Джейсон всячески пытался растормошить девушку, чтобы влить ей в рот несколько капель бренди из своей фляжки. Он больше не думал о холере или о том, что девушка грязная. Не думал и том, что кто-нибудь может пройти мимо, он уже ни о чем не думал, и его хмель прошел. Чем меньше девушка выражала готовности встать на ноги, тем настойчивей он становился — им владело чувство какого-то счастливого страха, потому что он все еще был напуган. Он промок и весь перепачкался. Ты должна встать, подумал он, потом повторил это вслух.
И тут же на улице, которую пересекал этот переулок, раздался заливистый смех; кто-то, наверное, стоял там и смеялся над ними, но Джейсону все было безразлично, он даже не оглянулся. Смех был долгий и злобный, но мужской или женский, Джейсон понять не мог. Один приступ смеха следовал за другим, человек сипел и хрипел, то ли от злобы, то ли в судорогах. Смех как будто причинял ему боль. Джейсон не обращал внимания на эти звуки, он хотел только поднять девушку на ноги и увести прочь, но она не желала помогать ему. Тогда он решительно поднял ее на руки и медленно, осторожно понес по Барнарт-элли, не оглядываясь назад. Наверное, это было даже рискованно, потому что переулок с каждым шагом становился все темнее. За спиной у Джейсона послышался последний короткий взрыв смеха, и все стихло. Никаких удалявшихся шагов Джейсон не слышал — снег покрывал улицу толстым ковром. Он почти не слышал и собственных шагов. Зато отчетливо слышал, как от напряжения стучит его сердце. Слышал свое пыхтенье. Один раз ему пришлось приподнять девушку — она едва не выскользнула у него из рук; голова девушки легла ему на плечо, и он услыхал ее дыхание, слабое и прерывистое. От нее пахло чем-то горьковатым — дешевыми духами или помадой для волос.
Наконец он добрался до Буклингемского дворца. Теперь важно не разбудить хозяйку, миссис Буклингем. Хорошо бы уши у нее были такие же грязные, как и все остальное, хорошо бы она ничего не услышала!
Только когда ему удалось открыть парадную дверь и внести девушку в вестибюль, он осознал, что несет ее к себе домой. И мгновенно понял всю нелепость своего поступка: он и в мыслях не имел ничего подобного, хуже того — это было просто глупо. Кто знает, что она выкинет у него в комнате? И что сделает миссис Буклингем, если проснется и обнаружит их? Девушку следовало отнести в другое место. Туда, где о ней позаботятся, накормят, уложат спать, обуют, оденут. Что если она ночью умрет? Или у нее начнется воспаление легких? Нет, ее место не здесь, а в доме для таких, как она.
Но Джейсон не слышал, чтобы где-нибудь были такие дома.
Поэтому он с девушкой на руках бесшумно поднялся по лестнице в свою мансарду. Привычно, не зажигая света, он положил ее на диван, служивший ему постелью. Нашел на столе спички, зажег лампу и бросил в камин угля. Вскоре огонь разгорелся. Он поднес лампу к дивану и оглядел девушку. Казалось, жизнь понемногу возвращается к ней, но, быть может, его обманывал свет лампы. Глаза она не открывала. Он потрогал ее руку, рука все еще была холодная — он вдруг заметил, что девушка насквозь промокла. Воспаление легких, снова подумал он. С той же боязливой решительностью, что и раньше, он раздел девушку, деловито и осторожно, как это сделал бы заботливый отец или врач. Одежду он повесил сушить к камину. Кроме жакета, на ней была только блузка и юбка, и больше ничего, даже чулок.
После этого он растер ее старым шерстяным шарфом. Она была необыкновенно худа; он мог бы пересчитать все ее ребра. На теле у нее было несколько синяков. Без одежды она выглядела совсем подростком, почти ничто не говорило о том, что это взрослая женщина. Груди только наметились, худые бедра, ляжки, тонкие, как у мальчика. Волосы на лобке были всклокочены и напоминали маленького мертвого цыпленка… На ум ему пришло слово: заброшенная.
Он укутал ее одеялом и подложил под голову подушку. Себе же устроил постель на полу перед камином. Прежде чем раздеться, запер дверь. Потом погасил лампу и забрался под одеяло. Взглянул в окно на потолке. Снег все еще шел.
Унылый белый свет заливал комнату через окно. Виднелся маленький белый лоскуток неба над крышей. Крыши тоже были белые. И эта белизна струилась в комнату, делая прозрачными все предметы.
Рука лежавшей на диване девушки свесилась на пол. Сейчас эта бледная худая рука выглядела хрупкой, как стекло или алебастр. Она застыла, изящно изогнувшись и словно показывая на что-то — указательный палец касался пола.
Джейсон спал. Ни он, ни кто-либо другой не видел, как красива рука девушки при этом свете. Спящих разделяла комната со всеми ее предметами — трубка в пепельнице, пустая бутылка (сейчас она казалась изумрудной), пара изношенных галош, щербатая кружка, футляр со скрипкой. Все это стояло или лежало в ожидании, когда сюда снова вернется жизнь. У камина висели пальто и брюки Джейсона рядом с жалкой, безжизненной одеждой, которую он снял с девушки. И не было никого, кто мог бы все это увидеть.
Наконец девушка подтянула руку к себе. Она озябла.
Вскоре девушка проснулась. Одеяло наполовину сползло с нее, и она натянула его до подбородка. Удивленно огляделась. Приятно было проснуться одной в этой комнате, на этом красном потертом диване. Глаза ее скользнули по футляру со скрипкой.
Несколько минут она лежала неподвижно, пытаясь вспомнить, что случилось накануне вечером и что привело ее сюда. В памяти мелькали какие-то отрывистые картины, но в единое целое они не складывались. Последнее, что она помнила из вчерашнего вечера, был снег. Но здесь в комнате было тепло, девушку окружал мир и покой, и она думала, что она здесь одна. Поэтому девушка еще плотнее закуталась в одеяло и закрыла глаза, на ее сомкнутых губах играла счастливая улыбка. Она задремала, ей не хотелось ломать голову над тем, как она попала сюда. Ей уже случалось просыпаться в незнакомых местах. Придет время, и она все узнает.
Но вскоре сон слетел с нее — ей захотелось помочиться.
Джейсон проснулся от движения в комнате. Сперва он удивился, обнаружив, что лежит на полу перед камином, но тут же вспомнил все события минувшей ночи. Он приподнялся и глянул на диван. Возле дивана наклонившись стояла эта незнакомая девушка и как будто чего-то искала. Джейсон кашлянул. Девушка испуганно выпрямилась.
— Господи, вот напугал! — воскликнула она. — Не знала, что здесь кто-то есть. — От дивана Джейсона отгораживал стол.
Джейсон растерялся — девушка была совершенно голая, и она явно не стеснялась. Теперь, после сна, она выглядела уже не так, как вчера вечером.
— Что ты ищешь? — спросил Джейсон. Краем глаза он видел, как она заглядывает под диван. И вдруг догадался. — Горшок под окном.
Она хихикнула, прошла через комнату и, найдя горшок, решительно села на него. Лицо у нее стаю задумчивым.
С ней не оберешься неприятностей, подумал Джейсон. Надо выпроводить ее отсюда.
— Прости, — сказала она наконец. — Я так долго терпела. — Она снова хихикнула.
— Ничего страшного, — сказал Джейсон. — Как тебя зовут?
— Эмма. — Она встала. — А тебя?
— Джейсон. Послушай, Эмма, ты помнишь, что ночью лежала на улице и чуть не замерзла насмерть?
— Правда? — Она с искренним удивлением уставилась на него.
— Да. Я не мог оставить тебя там… В общем, я притащил тебя сюда.
— Господи! — воскликнула она. Джейсон как будто ждал чего-то другого, а может, этот способ выражения благодарности показался ему несколько странным. Но в ее голосе звучало тепло и удивление.
