признать, что в мире существует по крайней мере одна женщина, которая считает тебя не загадочным, а просто переходящим все рамки приличия, а потом вернуться к привычной жизни?
В самом деле, почему? Каслфорд предпочел проигнорировать вопрос, хотя сам себе его уже не раз задавал.
Но он не собирался давать Хоксуэллу повод поглумиться над тем, что у него ничего не получается с миссис Джойс.
Совсем наоборот. Так что первую остановку Каслфорд сделал у ювелирной лавки Филиппа.
Хоксуэлл зашел туда вслед за ним, а значит, изрядно повеселился, наблюдая, как ювелир покраснел, засуетился и едва не лишился сознания, увидев одного из царственных постоянных покупателей, впервые в жизни переступившего порог его лавки.
Хоксуэлл маячил у плеча, пока разворачивались серьги. Они произвели на него впечатление, а значит, наверняка произведут впечатление и на миссис Джойс.
— Безупречно, — сказал Каслфорд. — И не забудьте добавить подобающую сумму к счету за скорость работы.
Филипп начал упаковывать красивую коробочку. Каслфорд развалился в кресле. Хоксуэлл, нахмурившись, посмотрел на него.
— Это для миссис Джойс? Должно быть, они обошлись в небольшое состояние.
— На самом деле в довольно большое состояние.
— Это ее оскорбит. Она может подумать, что ты пытаешься ее купить.
— Бриллианты никогда не оскорбляют женщин по-настоящему. Возможно, только немножко, если женщина такая, как миссис Джойс, но мой опыт подсказывает, что они со сверхъестественной скоростью преодолевают все свои подозрения. — Он взял у Филиппа маленький сверток. — Кроме того, она восхитилась бриллиантом, а я сказал, что будут серьги, значит, она их уже приняла, так что теперь ее этим не оскорбишь.
Это произвело на Хоксуэлла еще большее впечатление. Настолько большое, что когда они вышли от ювелира, то Хоксуэлл никуда не ушел.
— Ты что, намерен идти за мной и к портному тоже? — поинтересовался Каслфорд.
— Когда ты войдешь, Уэстона разобьет апоплексический удар, и ему потребуется помощь. Ты вообще знаешь, где его искать?
Разумеется, он знал. В конце концов, старший лакей снабдил его адресом.
Каслфорд завершил все дела к двум часам дня. Представление окончилось, и Хоксуэлл наконец-то отправился на свою встречу в «Белый лебедь», а Каслфорд остался гадать, чем, черт возьми, ему заняться до пяти вечера, когда он увидится е Дафной. Можно, конечно, пойти в какой-нибудь клуб, но в последнее время все ужасно раздражены из-за того, что мятеж на севере неизбежно разразится еще до конца месяца. Он сомневался, что сумеет долго выслушивать эту чушь и не назвать их всех идиотами, но после этого вполне может начаться ссора, которая приведет к взаимным оскорблениям и закончится вызовом на дуэль.
С учетом того, как проходит в последнее время его жизнь, он запросто может впервые на своем веку дуэль проиграть, а если ему отстрелят яйца, то полный отказ от привычек ради того, чтобы соблазнить миссис Джойс, окажется впустую.
Можно не ходить в клуб, а вернуться домой и поработать над рукописью. Да только она и это испортила, верно?
В последнее время стоит ему начать писать, и выясняется, что он старательно подбирает эвфемизмы и поэтические аллюзии, чтобы не слишком сильно смутить леди, подобную миссис Джойс, если она случайно наткнется на его путеводитель и прочитает его.
Но достаточно объективно, критическим взглядом посмотреть на написанную главу, и становится ясно, что текст сделался скучным, двусмысленным и просто-напросто четырехсортным, а ведь задумывался язык дерзкий, свободный и освежающе остроумный.
Теперь текст читался так, словно настоящий автор — веселый, порочный, отлично знающий то, о чем пишет, — скончался во время составления путеводителя, а после похорон перо взял в руки его кузен, викарий-девственник, надеясь что-то досочинить, кое-как выкрутиться, завершить труд и заработать пару сотен фунтов.
В конце концов Каслфорд решил, что наименее скучным из всех скучных дел будет пойти вслед за Хоксуэллом в «Белый лебедь», а заодно вспомнил, почему раньше не жил, как так называемые нормальные люди. Ну и ладно. Если Хоксуэлл мог влезть в его дела утром, он запросто может испортить ему день.
По дороге Каслфорд обдумывал последнюю главу в другой книге, под названием «Соблазнение Дафны Джойс порочным герцогом Каслфордом». Он полностью поверил, что сегодня же вечером доведет дело до завершения.
Войдя в «Белый лебедь», он сразу же заметил сидевшего в одиночестве Хоксуэлла. Тот расхохотался.
— Какого черта ты тут делаешь, Каслфорд?
— Рассчитываю выпить эля. А почему ты один? Мне казалось, у тебя встреча.
— Латам скоро появится. Здесь в конюшне стоит пара лошадок, по слухам, просто великолепные животные, он хочет их купить, вот и поинтересовался моим мнением и…
— Проклятие! Вы теперь с Латамом добрые друзья? Он же невыносимый осел! У тебя что, вообще нет гордости?
Хоксуэлл пришел в замешательство.
— Вчера мы с ним случайно наткнулись друг на друга, а во время разговора он упомянул лошадок и вспомнил, что я в них прекрасно разбираюсь, вот я и согласился высказать свое мнение. — Удивление Хоксуэлла сменилось досадой. — А с какой стати я вообще пустился в объяснения? Черт, с тобой же мы дружим, верно? А это значит, не такой уж я разборчивый. По мне, так что один осел, что другой, большой разницы нет.
Упоминание о лошадях возбудило любопытство Каслфорда. Не обратив внимания на вспышку Хоксуэлла, он встал.
— Эта пара в конюшне? — И, не дожидаясь ответа, направился к двери. Может быть, ему все-таки удастся повеселиться сегодня днем.
— Проклятие, он идет, — пробормотал Хоксуэлл.
Каслфорд глянул во двор таверны, где как раз спешивался Латам, отвернулся и погладил по морде одного из двух только что купленных им огромных белых жеребцов. Они и в самом деле оказались великолепными и стоили каждого фунта из уплаченной за них весьма солидной суммы.
— Если ты действительно так дорожишь своей дружбой с этим мерзавцем, хотя я и не понимаю почему, скажи ему, что угрожал мне физической расправой, если я их куплю, но я тебя не послушал. Я тебя не выдам.
Хоксуэлл тяжело вздохнул.
— Я понимаю, что между вами давно нет ничего общего и вы больше не друзья, но злить его специально… Латам а вот и вы! Боюсь, мы с вами опоздали.
Латам подошел. Каслфорд едва кивнул ему. Латам увидел лошадей, побагровел и кинул на Хоксуэлла обвиняющий взгляд.
— Хоксуэлл случайно заметил меня, когда мы с владельцем ударили по рукам, — сказал Каслфорд. — Я тоже читаю объявления в «Таймс», Латам. Ты мог бы догадаться, что когда речь идет о таких конях, у тебя непременно появятся соперники.
Латам внимательно посмотрел на лошадей. Стоя в стороне, Хоксуэлл не мог видеть, что сделал Каслфорд, но выражение лица Латама мгновенно изменилось, став угрожающим, он возмущенно фыркнул и посмотрел на Каслфорда с неприкрытой ненавистью. Но в следующий же миг он успокоился и принял дружелюбный вид, улыбнувшись Хоксуэллу.
— Видимо, мне следовало шевелиться быстрее. Но уж если кто-то должен был их у меня перехватить, то с таким же успехом это может быть и Тристан.
