— Если бы Годунов не установил за тобой наблюдение, то ты сейчас уже был бы присыпан землицей.
— Вовсе нет, — отшутился Пьер. — Мой труп сейчас находился бы в одном из холодильников Института судебной медицины или в лучшем случае на отпевании за упокой моей несчастной души.
Маргарет встряхнула головой. Грива ее каштановых волос, все еще влажных после душа, тут же отреагировала на это движение.
— Не понимаю, отчего ты так поступил. Ушел, ничего не сказав. Когда я проснулась и не увидела тебя, то решила, что ты отправился покупать обещанные мне бриоши. Я ждала как идиотка, думала, что мы вместе позавтракаем. Минуты уходили, ты все не возвращался, я все больше волновалась. Когда позвонили из больницы, я решила, что ты можешь…
Комок в горле мешал ей закончить фразу.
— Что я могу умереть?
— Да! — выкрикнула Маргарет со слезами на глазах.
Пьер понял, что его ранение потрясло Маргарет, и поспешил оправдаться:
— Я должен был удостовериться.
— Это не повод действовать в одиночку. Почему ты мне не сказал?
Пьер опять дернул плечами и снова почувствовал острый укол боли. Операция по вправлению ключицы оказалась куда более сложной и болезненной, чем предполагали врачи.
— Если мои подозрения были верны, то и опасность становилась настоящей. Я не хотел впутывать тебя в это дело.
— Гениально! — вскочила Маргарет. — Теперь ты утверждаешь, что не хотел меня впутывать! Ты говоришь это после того, как меня похищали, арестовывали, заковывали в наручники и допрашивали как преступницу! Невероятно!
— Все это верно. Однако ты ни разу не подвергалась опасности.
— Значит, не подвергалась? А разве не было опасно соваться в самое логово «Змееносца»? Для чего мы туда отправились? На экскурсию? На встречу с монашками-кармелитками?
— Это совсем другое, — тихонько возразил Пьер.
— Почему другое?
— Потому что сейчас опасность находилась по эту сторону двери. Я не мог предсказать реакцию д'Онненкура, когда заявил ему прямо в лицо, что он принадлежит к братству убийц. Если бы мои подозрения подтвердились, то я должен был бы обвинить Габриэля в убийстве Мадлен.
— Ты мог предупредить Годунова! — не унималась Маргарет, по-прежнему недовольная поступком журналиста.
— Тогда птичка упорхнула бы. Годунов мобилизовал бы своих людей, и д'Онненкур почувствовал бы, что полиция у него на хвосте. Не забывай, он руководил подпольной сектой. В чрезвычайных обстоятельствах чувствительность подобных людей обостряется просто невероятно.
— Все-таки Габриэль не смог понять твоих истинных намерений.
— Это отдельная тема.
— О чем ты?
— Д'Онненкур считал, что он передо мной в долгу.
Маргарет сделала удивленное лицо и снова села.
— Что-то новенькое!
— Эта история приключилась много лет назад, когда он был еще юношей, сыном богатого ювелира. Они жили в Алжире. Мой отец спас жизнь Габриэлю и его матери, покончил с убийцами его отца и вывез эту семью из Алжира. Они прихватили с собой целое состояние в золоте, драгоценных камнях и ювелирных изделиях, обосновались во Франции и начали новую жизнь.
— Когда ты узнал? — снова разозлилась Маргарет.
— Сегодня утром.
— Он пересказывал тебе свою биографию?
— Не совсем так. Габриэль целился в меня из пистолета и объяснял, что выдумал всю историю про семейство rex deus, чтобы держать меня подальше от «Братства змеи», когда выяснилось, что журналист, с которым Мадлен Тибо поделилась своими открытиями, носит фамилию Бланшар и является сыном того самого полковника.
— Все же он собирался тебя убить.
— Именно в тот момент, когда появился Годунов, д'Онненкур объяснял мне, как он сожалеет об этом.
— Поверить не могу!
— Придется поверить. Именно так он мне и говорил.
Маргарет чуть помолчала и спросила:
— Так, значит, пергаменты — это подделка?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Ты только что сказал, что д'Онненкур признался тебе в том, что он выдумал всю историю про семейство rex deus.
— Он выдумал все, что касалось принадлежности этих документов его брату, угроз со стороны «Красной змеи» и долгого их пребывания в комоде, до которого он якобы не мог добраться. На самом деле мне кажется, что никакого брата у него нет. Пересказывая мне свою алжирскую историю, Габриэль упоминал только о своей матери и о себе самом.
— Так, значит, пергаменты подлинные?
— В таком случае…
В этот момент зазвонил телефон. Трубку сняла Маргарет.
— Слушаю. — Через несколько секунд она спросила: — Они уже поднимаются? Спасибо.
— Что случилось? — спросил Пьер.
— Звонил консьерж. Он предупредил, что к нам поднимаются полицейские.
— Какого черта им тут надо?
Дверной звонок возвестил о прибытии стражей порядка.
— Открой пожалуйста, Марго.
Гости прошли в комнату. Годунова сопровождал молоденький инспектор, и Пьер сразу подумал о Дюкене.
— Простите, что я сижу. — (Годунов в ответ только махнул рукой.) — И сами присаживайтесь. Как дела у Дюкена?
— Врачи говорят, что он уже вне опасности, но еще недельку должен пролежать в больнице. Вчера его перевели из реанимации в обычную палату.
— Очень рад.
— Спасибо. А как ваше плечо?
— Хреново, хотя могло быть и много хуже. Теперь расскажите, пожалуйста, чем обязан столь неожиданному визиту?
— Для начала хочу вам представить инспектора Гамбетта, — указал на своего спутника Годунов; тот слегка поклонился.
— Очень приятно.
Когда полицейские уселись, Маргарет спросила:
— Комиссар, чем вас угостить?
— Вы очень любезны, профессор. Я мечтаю о чашечке кофе, и покрепче, пожалуйста.
— А вам?
— Тоже кофе, пожалуйста, — ответил Гамбетта.
— Покрепче?
— Да, если несложно.
Когда Маргарет ушла на кухню, Годунов заговорщицким тоном спросил:
— У вас роман?
Ответом был сердитый взгляд Пьера, и комиссар тотчас осознал свою ошибку:
