дверь, я еще успела бы выскользнуть прочь и скрыться за деревьями незаметно для всех. Но вместо этого я на секунду оперлась о стол, собираясь с духом и силами, а потом сунула свое письмо в карман фартука и вышла по коридору в холл, чтобы предстать перед хозяином. Все чинно и благородно, ага. Но я чуть в штаны не наложила со страху, если хотите знать правду (впрочем вряд ли хотите).
Двое джентльменов стояли у двери кабинета, разговаривая приглушенными голосами. Завидев меня, господин Джеймс знаком велел мне подождать, и я остановилась поодаль от них. Они с доктором тихо обменялись несколькими словами и пожали друг другу руки. Хозяин зашел в кабинет и — не взглянув на меня — затворил за собой дверь. Что означает такое поведение, я не знала, но оно явно не сулило ничего хорошего.
В следующий миг доктор повернулся ко мне. Понять что-либо по его физиономии не представлялось возможным, он и в лучшие-то времена не отличался живостью повадок, я на ином ветчинном окороке видала больше выражения, чем у него на лице. Макгрегор-Робертсон вечно косился куда-то в сторону, а если и снисходил до общения с вами, то разговаривал с закрытыми глазами, словно не желая впускать вас в свое поле зрения.
— Сэр, могу ли я помочь чем-нибудь? В порядке ли госпожа, сэр? Надлежит ли мне пойти наверх и присмотреть за ней?
Не отвечая, Макгрегор-Робертсон поставил медицинский саквояж подле вешалки. Потом вынул из кармана перчатки и принялся надевать, палец за пальцем. Я молча стояла в ожидании своей участи. Бежать ли мне за гробовщиком? Или миссус тронулась умом?
Натянув наконец перчатки к полному своему удовлетворению, доктор сурово обратился к балясине:
— Твоя госпожа перенесла легкий коллапс. Ты не знаешь, как это случилось?
Мое признание предназначалось для миссус, а не для всяких типов вроде него, поэтому я почувствовала лишь легкий укол совести, когда ответила:
— Нет, сэр. Но она оправится?
— Трудно сказать. Боюсь, здесь более сложный случай, чем обычный обморок. Состояние у нее тяжелое. Возможно, ей станет хуже.
Слова доктора сыпались на меня, как удары пудовых кулаков. Станет хуже. Более сложный случай. Состояние тяжелое. Ах, если бы я могла поменяться с ней местами! Я бы сделала это, ни секунды не задумываясь, честное слово. Я бы срезала кожу со своего лица тупым ножом, если бы это помогло Арабелле.
Макгрегор-Робертсон продолжал:
— Она сейчас в помрачении рассудка. Произнесла лишь несколько слов.
— И что же она сказала?
Он потряс головой.
— Какая-то околесица, и не повторить.
— А… а что насчет раскровененных губ, сэр? Она сильно поранилась?
— Поранилась? А, да… видимо она прикусила губу, когда упала. Нет, ранка маленькая, ничего страшного. Что меня беспокоит, так это лихорадка и нервное расстройство. Ближайшие день-два будут критическими. Больной понадобится уход. Необходимо, чтобы кто-нибудь сидел с ней ночью, сбивал температуру и послал за мной, если ее состоянии ухудшится. Ты справишься, голубушка? Или мне лучше прислать сюда женщину из деревни или с фермы?
С вопросами Макгрегор-Робертсон обратился к вешалке. За все время разговора он ни разу не взглянул на меня. Застенчивость это или надменность, было непонятно, но создавалось впечатление, что он о вас весьма невысокого мнения.
— Я сделаю все, что требуется, сэр, — сказала я. — Не надо никого присылать. Я вполне в силах присмотреть за госпожой.
Он бросил на меня взгляд, наконец-то.
— Ты плачешь, милочка?
— Нет, сэр. Вовсе нет. Пожалуйста, объясните мне, что нужно делать, чтобы миссус полегчало.
Все это время из кабинета господина Джеймса не доносилось ни звука. Дверь в него оставалась плотно закрытой. Проводив доктора, я помчалась в кухню и приготовила все необходимое для ухода за больной. Отыскав во дворе Гектора, я поручила ему накормить живность и сделать еще кое-что по хозяйству, а потом поднялась наверх. Я до поры выбросила из головы мысль о побеге — с этим можно подождать, покуда миссус не станет лучше. Сперва я поставлю ее на ноги и только потом потихоньку улизну, оставив письмо с объяснением. Надо надеяться, она выздоровеет. Ради этого я наизнанку вывернусь.
Я застала миссус спящей, но беспокойным сном. Мамочки родные, она была горячая как печка, и я тотчас же положила ей на лоб и горло влажные салфетки, следуя указаниям доктора. Потом я растопила камин, а когда огонь хорошо разгорелся, подтащила к кровати плетеное кресло и начала чуть не ежеминутно менять компрессы, намачивая салфетки холодной водой.
Таким образом прошло около часа. Уже стемнело, а я еще не зажгла свечу, и комнату освещал лишь каминный огонь. Время от времени миссус стонала, и ее веки трепетали. Я была настолько поглощена делом, что чуть не вскрикнула от испуга, когда дверь у меня за спиной распахнулась. Обернувшись, я увидела фигуру на пороге. Господин Джеймс. Он затворил за собой дверь, но к кровати не приблизился.
— Как дела у пациентки? — осведомился он. Его глаза мерцали в свете пламени, но все лицо оставалось в тени.
Я стала отжимать салфетки, радуясь что мне есть чем заняться.
— Все так же, сэр. У нее по-прежнему жар.
Я пыталась говорить обычным голосом, но он предательски дрожал, слава богу в комнате стоял полумрак и моего лица было толком не разглядеть.
— Доктор говорит, болезнь вызвана нервным потрясением или чем-то вроде.
— Да, сэр.
Господин Джеймс подступил к изножью кровати и взглянул на миссус, лежащую ничком под покрывалом, а потом посмотрел на меня. Похоже, он остался недоволен увиденным.
— У тебя прическа растрепалась.
И верно, растрепалась. Я не вспоминала о ней с тех пор, как вытряхивала воображаемого паука из волос на чердаке. Я подняла руки и принялась убирать назад выбившиеся пряди.
— Ладно, черт с ней, с прической, — сказал господин Джеймс. — В данный момент мне хотелось бы услышать из твоих уст, что же произошло сегодня. — Он засунул одну руку в карман, наклонил голову набок и стал ждать, словно зверь в засаде.
— Ну, рассказывать особо не о чем, сэр, — осторожно начала я. — У госпожи приключился нервический припадок, сэр, но я уверена, она скоро оправится. Доктор объяснил, как за ней ухаживать, и я выполню все указания в совершенной точности, сэр, вам и пальцем пошевелить не придется. Я позабочусь, чтобы ей полегчало, вот увидите. И я подам вам ужин через минуту. Вы желаете бараньи отбивные или сельдь? Рыбная торговка приходила нынче утром.
Уголки губ у него приподнялись, но то была невеселая улыбка, скорее даже не улыбка, а гримаса, он явно готовился напрыгнуть на меня из засады.
— Будь добра пояснить, что же вызвало припадок.
— Я не врач, сэр.
— Брось, Бесси! — говорит он. — У тебя наверняка есть какие-нибудь соображения на сей счет. Я так полагаю.
— У меня, сэр? Да нет у меня никаких соображений, сэр, ни единого. Вот руку на сердце, — (Обе мои руки были погружены в миску с холодной водой.)
Господин Джеймс наклонился и помешал кочергой угли в камине. Потом повесил кочергу обратно на крюк и несколько мгновений наблюдал, как она раскачивается там.
— Разумеется, — промолвил он самым небрежным тоном, — призраки здесь совершенно ни при чем.
