Включила телевизор. С ногтями я уже закончила.
Толливер вернулся около четырех, намного позже, чем я ожидала. Я почувствовала запах пива и секса. Ладно, сказала я себе. Успокойся. Толливер почти никогда не напивался, он и сейчас не был пьяным. Но то, что он пил пиво днем, и то, что занимался сексом, зная, что я беспокоюсь, было неприятно.
- Автомобиль вымыл, - сообщил он. - С бывшим полицейским Маккласки поговорил. Таких отталкивающих субъектов мне редко приходилось видеть.
- Автомобиль - это хорошо, - сказала я и порадовалась, что мой голос прозвучал ровно. - А что тебе сказал Маккласки? Что-нибудь интересное?
- У меня ушла целая вечность, чтобы успокоить его и заставить перейти к делу.
- Это придает тебе бодрости - давать мне понять, какой утомительной работой я заставляю тебя заниматься?
- Чертовски верно. Я работал в поте лица, чтобы раздобыть информацию.
- Угу.
- И ожидал, что ты это оценишь.
- Оценила, еще как.
- Уж не слышу ли я в твоем голосе сарказм?
- Упаси боже.
- Тогда я закончу то, что хотел сказать.
- Говори.
Толливер разлегся на кровати и свесил руки с обеих сторон.
- Маккласки… Я уже сказал, какой он мерзавец? Маккласки решил, что я твой телохранитель, и хотел знать, как мне удается оставаться возле тебя, потому что ты явно отмечена дьяволом.
- Вот как? А я думала, что хорошо моюсь под душем.
- Возможно, ты не заметила за ушами сатану.
- Очень сожалею.
- Он думает, что вступление в контакт с мертвецами - большой грех, и тот, кто говорит, что способен на такое…
- Догадываюсь - порочен?
- Удивительно! Ты права. Откуда ты узнала?
- Случайно удалось.
- Во всяком случае… - Толливер зевнул. - Он слышал о случае с подростками и, хотя он думает, что молодые люди не должны обижать женщин, считает, что попугать тебя стоит.
- Замечательно!
- Я с ним не согласился. - Толливер вдруг стал серьезен. - Я сказал, что, если случится еще что-нибудь подобное, я проявлю недюжинные способности телохранителя. Не зря же я учился в лагере спецназначения.
- В каком лагере?
- В котором воспитывают особо злобных телохранителей-убийц.
- Вот оно что!
- Да. Во всяком случае, он в это поверил и сказал: ничего с тобой в Сарне не случится, так как шериф Брэнском возмущен тем, что тебе угрожали.
- Что ж, приятно слышать.
- И я так подумал. Как тебе кажется, вечером ты сможешь погулять, ничего не опасаясь?
Я оторвала взгляд от ногтей и посмотрела на Толливера.
- Я не собираюсь тебя останавливать, - торопливо сказал он. - Хочешь идти со своим дружком- офицером, иди. Просто напоминаю, что здесь живут консервативные люди, и они не в восторге от твоих способностей.
Я целую минуту придерживала язык, обдумывая слова Толливера, и, неожиданно для себя самой, сказала:
- Значит, если ты выходишь вымыть машину и успеваешь с кем-то переспать - все в порядке, а мне нельзя пойти послушать пение псалмов?
Толливер покраснел.
- Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, - заметил он. - Вспомни, что произошло в Западной Виргинии.
В Западной Виргинии все население крошечной деревни швыряло камни в наш автомобиль.
- Помню, - сказала я. - Но то была деревушка. Эти люди находились под влиянием сильного лидера, который на дух меня не переносил.
- То есть в Сарне против тебя не двинутся единым фронтом?
Я кивнула.
- Возможно, ты права, - подумав, согласился Толливер. - Но я очень боюсь, что…
Голос его прервался.
- Я не хочу стать мишенью для атаки. Поверь, не хочу. Но и не собираюсь трусливо отсиживаться в номере.
- И тебе хочется снова встретиться с Холлисом.
- Да.
Толливер на секунду отвел взгляд.
- Хорошо.
Он заставил себя кивнуть.
- Это будет хорошо - заняться для разнообразия чем-то новеньким. Желаю приятно провести время.
Я вовсе не хотела бросаться людям в глаза, но и пойти одетой кое-как было бы неприлично. Я даже не представляла, в чем люди ходят на концерт духовной музыки, и выбрала то, что казалось мне нейтральным: хорошие слаксы, свитер, мокасины. Когда приехал Холлис, надела теплую куртку. На Холлисе были новые джинсы и вельветовая рубашка. Такого мягкого вельвета я еще не видела. Куртку он тоже надел. И ковбойские сапоги. Это меня удивило.
- Хорошие сапоги, - заметила я.
Он посмотрел вниз, словно впервые их увидел.
- Я занимался верховой ездой и привык к ним.
Он спросил меня, как я чувствую себя после утреннего инцидента. Я ответила, что хорошо. Это был не совсем правдивый ответ, но почти правдивый. Правдой было то, что мне не хотелось больше об этом думать.
Вокруг площади были припаркованы автомобили. Красивые уличные фонари придавали площади процветающий и причудливый вид. Повсюду стояли складные стулья. Дети с визгом гонялись друг за другом. Я была здесь чужая и не могла отличить туристов от местных, но Холлис сказал, что соотношение туристов и здешних жителей - сорок к шестидесяти.
На невысокой сцене у старинного здания суда уже стояли музыкальные инструменты и стулья для первой группы исполнителей. Женщина в длинной, до пят, юбке с широким бирюзовым поясом настраивала гитару. Ее седые волосы ниспадали до талии, лицо с глубокими морщинами было спокойно и уверенно. Мужчинам позади нее было за сорок и за пятьдесят, видно было, что все музыканты - настоящие профессионалы.
- Это Роберта Мур со своими «Сыновьями Благодати».
- Сколько групп будет выступать?
- Увидим. Иногда здесь бывает шесть или семь, но пока я вижу еще три. Бобби Тарум выступает один.
Бобби Тарум оказался очень молодым человеком в ковбойской шляпе, в изящном ковбойском костюме и сапогах. Чисто выбритое лицо светилось в предвкушении успеха. Он разговаривал со стайкой девушек не старше Мэри Нелл, которые хихикали в ответ на каждое его высказывание.
Другие исполнители, как и Роберта Мур, выступали в составе групп. Я обратила внимание на стоявшие за сценой очень дорогие музыкальные инструменты. Да, на любительский концерт не похоже, эти люди
