сам с трудом выбрался из постели этим ут...
Салфетка Розлинн, ударившая его по губам, положила конец этим поддразниваниям.
—Оставь в покое бедную девушку, негодяй. Дьявол свидетель, быть замужем за Мэлори — это...
—... блаженство? — подсказал Энтони.
—Кто так считает? — фыркнула она.
—Ты, дорогая, и весьма часто.
—Наверняка в моменты умопомешательства, — вздохнула она, заработав довольный смешок своего мужа.
К этому моменту щеки Джорджины уже приняли обычную окраску, и она испытывала благодарность к Розлинн, сумевшей увести разговор от излишне личных вопросов к темам более общего характера, по крайней мере, не таким обескураживающим. Ей стало известно, что днем у нее будет портниха, которая позаботится о ее гардеробе, что в зимние месяцы состоится несколько балов, на которых она просто должна побывать — при этом оба Мэлори застонали, — а также ей надо присутствовать на нескольких десятках раутов и приемов, где, как это принято, она должна быть соответствующим образом представлена. Все это предполагало, что некое время она здесь остается, — обстоятельство, которое прежде прояснено никак не было. Бросив на Джеймса взгляд, как бы вопрошающий: «Все ли это действительно столь необходимо?», она обнаружила, что лицо его хранит загадочное выражение.
Известили Джорджину и о предстоящем вечером сборе всей семьи. В этот момент Энтони бросил:
—Кстати, старших я так вчера вечером и не навестил. Меня задержали. — Тут он пошевелил бровями и послал супруге воздушный поцелуй, она же потянулась к новой салфетке, чтобы бросить ему в лицо. Посмеиваясь, он добавил: — Кроме того, старина, я пришел к выводу, что они попросту не поверят этой новости, пока от тебя ее не услышат, а ты умеешь так неповторимо это делать — говорить об этом, не называя вещи своими именами, — что я не хотел лишать тебя возможности еще раз продемонстрировать свои способности.
На что Джеймс ответил:
—Если ты собираешься сегодня побоксировать в «Найтон холл», буду счастлив отправиться туда с тобой.
—Что ж, если я все равно обречен, то могу тогда и спросить об этом, — заметил Энтони и задал вопрос: — Так что же, дьявол побери, ты такое сказал ее семейству, что не можешь сообщить собственному?
—Спроси у Джордж, — проворчал Джеймс. — Но ей-то как раз и не хочется, чтобы к этому возвращались.
Однако когда на нее устремился взгляд этих пронзительно-синих глаз, Джорджина упрямо сжала губы, тем самым побудив Энтони с ослепительной улыбкой заявить:
—Ну же, дорогая, скорее поделись с нами. Иначе я стану при любом удобном случае, в любом обществе заговаривать об этом, пока ты не сдашься.
—Не посмеете!
—Черта с два он не посмеет, — мрачно бросил Джеймс.
Совершенно обескураженная, Джорджина обратилась к своему мужу:
—Можешь ты что-нибудь сделать?
—О, как раз собираюсь, — проговорил Джеймс с нескрываемой угрозой. — Можешь не сомневаться. Но, боюсь, это его не остановит.
—Естественно, нет, — усмехнулся Энтони. — Так же, как и тебя бы, старина, не остановило.
В полном раздражении Джорджина откинулась на спинку стула.
—К твоей семье, Джеймс Мэлори, я начинаю испытывать те же чувства, что и ты к моей.
—Был бы поражен, если бы этого не случилось, Джордж.
Не получив никакой поддержки, она буквально прожгла Энтони взглядом и выпалила:
—Я была у него юнгой. Это-то он и рассказал моим братьям. Плюс то, что я делила с ним его каюту. Теперь удовлетворили свое паскудное любопытство?
—Ему наверняка не было известно, что это твои братья? — мягко поинтересовался Энтони.
—Было известно, — ворчливо бросила она.
—Вероятно, он не знал, что их было так много?
—И это он знал.
Тогда с понимающим выражением лица, способным вывести из себя кого угодно, Энтони повернулся к Джеймсу:
—Ты как бы сам решил потянуть за спусковой крючок? Так, старина?
—Заткнись же, осел ты этакий, — рявкнул Джеймс.
Закинув голову, Энтони громоподобно расхохотался. Немного успокоившись, но продолжая похохатывать, он проговорил:
—Ну уж, не рассчитывал, старина, что ты так далеко зайдешь, претворяя в жизнь мои надежды.
—Какие еще надежды?
—Ты не помнишь, я как-то сказал, что, когда у тебя своя появится, она будет столь же мила, как та маленькая мегера, вместо того, чтобы поблагодарить тебя за твою помощь, пнувшая тебя ногой? Никак не рассчитывал, что ты заполучишь именно ее.
Джеймсу припомнилась та фраза и то, что сказана она была, когда Энтони пребывал в чрезвычайно скверном настроении в связи с тем, что минувшей ночью ему не удалось заманить обратно в свою постель обозлившуюся на него супругу.
—Теперь, когда ты об этом упомянул, я восстанавливаю в памяти, что ты примерно так и выражался... и вспоминаю причину, побудившую тебя так говорить, а также то, что горести свои ты в тот день попытался утопить на дне бутылки. К пяти часам дня был уже в стельку пьян, а жена даже в постель тебя не желала класть, так ведь?
—Чертово пекло.— Энтони заметно скис, в то время как Джеймс сделался улыбчивым. — Ты сам в тот день едва на ногах держался. Как ты, черт возьми, можешь это помнить?
—Ты еще спрашиваешь, когда лицезреть тебя было так дьявольски забавно? Ни на секунду не мог оторваться от этого зрелища, милый мой.
—Сдается мне, они опять сейчас сцепятся, — обратилась Розлинн к Джорджине. — Отчего нам не предоставить их друг другу? Если нас не будет подле них, они вполне способны прикончить друг друга. — И со значением посмотрев на супруга, добавила: — Что избавит нас от этой необходимости.
—Если вы уйдете, его не будут так раздражать мои шпильки, — запротестовал Энтони, видя, что обе женщины поднялись из-за стола.
—Вот именно, дорогой мой. — Розлинн послала ему улыбку, а затем обратилась к его брату: — Кстати, Джеймс, вчера вечером я известила Силверли о твоем приезде. Так что тебе, наверное, лучше ничем сегодняшний день не занимать, потому что Регги не такова, чтобы ждать до вечера встречи с тобой. А ты же знаешь, каким это будет для нее ударом, если она с тобой разминется.
Услышав это, Джорджина после паузы весьма требовательно поинтересовалась:
—И кто же такая эта Регги?
—Ригэн, — ответил Джеймс, улыбаясь при воспоминании о ее приступе ревности и ощущая признаки нового.
Бросив довольно злобный взгляд на Джеймса, Энтони сказал:
—У нас по этому поводу вечные разногласия — каким именем ее называть, однако это наша любимая племянница. Мы вчетвером ее воспитывали, когда умерла наша сестра.
Представить себе это Джорджина уж никак не могла. Но одно то, что эта Ригэн-Регги являлась родственницей Джеймса, заставляло ее потерять к ней интерес. Тем не менее даже если Джорджине предстояло задержаться здесь не слишком долго, она все равно должна была постараться разузнать поподробнее о его большой семье, хотя бы во избежание того, чтобы впадать в ярость при любом упоминании женского имени в какой-то связи с его именем. Было бы любезно с его стороны, если бы до их приезда он удосужился сориентировать ее во всех этих именах, однако он был не склонен распространяться о своем семействе — возможно, для того, чтобы и у нее не появилось желания поговорить о своем. Что ж, это справедливо.
