Остановились, прислушались... Тишина. Кто мог стрелять в этих безлюдных краях? Скорее всего — батчики, которые поднялись к устью Первого, Заура и разыскивали нас. Сделали два ответных выстрела — никакого отклика. Нужно было спешить. Не дождавшись нас, батчики могли повернуть обратно.
Подошли ко Второму Зауру. Как изменился он за сутки! Из небольшой и мелкой реки превратился в грозный поток, сокрушающий все на своем пути. Уже издали слышался рокот бурлящей, воды, треск и грохот падающих громадин деревьев. Массы мутной воды стремительно катились по долине, заливая низменные места, увлекая деревья и груды плавника. Цепляясь за берег, эти хаотические нагромождения подхватывали новые кучи обломков, и вся лавина с шумом мчалась, подмывая борта руслового ложа и террасы. На глаз было видно, с какой скоростью обрушивались берега. Особенно быстро это происходило у подножия обрыва, сложенного глинистыми сланцами, на крутом повороте. Безостановочно размывалась двухметровая терраса, образованная песчано-глинистыми отложениями и галечниками. Сначала у уреза воды образовывалась ниша, затем в результате разрушения галечникового слоя возникал глинистый карниз, который под собственной тяжестью вскоре обваливался.
Некоторое время над водой нависали крупные деревья и кустарники, постепенно они наклонялись и, наконец, с грохотом падали, увлекая крупные дерновины и валежник.
Глядя на стремительно несущийся Заур, невольно задумываешься об огромной геологической деятельности рек как теперь, так и в прошлом. Размывающая и транспортирующая энергия рек огромна. Небольшие, казалось бы, изменения в конфигурации долин и в очертании их склонов, накапливаясь за десятки и сотни тысяч лет, преобразуют весь облик рельефа.
Невольно вспоминается описание В. К. Арсеньевым реки Анюя, которую он посетил дважды на протяжении двадцати лет. За это время «там, где были скалы, появились осыпи, русло реки переместилось на полкилометра, произошло выравнивание дна большой горно-таежной реки, некоторые притоки занесены галькой...» Анюй из «сумасшедшей бешеной реки, опасной для плавания» превратился «в спокойную тихую реку, вполне доступную и удобную для сплава». Это сказано В. К. Арсеньевым применительно к нижнему течению, где Анюй становится многоводным и сравнительно, спокойным. В среднем же и верхнем течении это типично горная река со множеством порогов и перекатов.
Немного отдохнув на берегу Заура и вдоволь налюбовавшись грозной стихией, тронулись в путь с намерением добраться до вечера к устью Первого Заура.
Однако, несмотря на небольшое расстояние, всего два с половиной — три километра, этот участок пути оказался очень трудным. Прежде всего пришлось подняться на 150-метровую поверхность базальтового плато, рельефно выделявшегося на фоне глубокорасчлененного рельефа. Склон плато завален буреломом, совершенно непроходимым для лошадей. Прорубать проходы было бессмысленно.
Пришли к мысли об организации лагеря не на Первом, а на Втором Зауре.
Вблизи Первого Заура спустились по буреломному склону в долину и стали продвигаться к устью у подножия коренного берега. Идти по пойме было невозможно, так как вся она оказалась под водой. Даже у коренного берега кое-где образовались топкие места и труднопроходимые заводи и протоки.
Уже смеркалось, когда вышли на берег Первого Заура. И эта река выглядела весьма грозно, но все же была спокойнее, чем Второй Заур. Только изредка по ней проносились отдельные деревья и груды, сучьев. Вода подступила прямо к сопкам, с трудом удалось найти для ночлега сравнительно ровное и сухое место.
Устье Первого Заура находилось от нас в одном — полутора километрах, поэтому мы оставались в неведении о батчиках. Добраться туда было невозможно. Несколько раз выстрелили из винтовки, но ответа не последовало. Есть ли люди на Анюе? Этот вопрос по-прежнему не давал нам покоя, ибо от него зависела судьба всего нашего путешествия.
За ночь уровень реки резко понизился — не меньше чем на метр. Появилось много осушенных участков, над которыми висели полчища гнуса. Предприняли несколько попыток пробраться к устью Первого Заура, но вода стояла еще высоко и путь преграждали несколько широких и глубоких проток Анюя. Снова несколько раз выстрелили, но было тихо, Стало ясно, что батчиков на Анюе нет. Но чтобы окончательно убедиться в этом, решили все же после спада воды выйти к условленному месту, а пока отправились обратно на Второй Заур. Там и предстояло разработать план нашего дальнейшего путешествия.
Обстановка очень усложнялась. Подходили к концу продукты. Вернувшись на Второй Заур, каравана не нашли. Миша с Иваном, по-видимому, еще не успели добраться сюда. Разбили лагерь в лесу, выбрав недоступное для воды место.
На следующий день со стороны реки снова донеслись резкие звуки, похожие на выстрелы. Дали ответный залп, но никто не ответил. Очевидно, мы приняли за выстрелы звуки ломающихся деревьев, очень резкие и короткие. Они ввели нас в заблуждение и в прошлый раз, в долине Пади Моховой.
За сутки уровень Второго Заура сильно понизился. На противоположном берегу открылись галечниковые косы и отмели, загроможденные огромными лиственницами, тополями и елями.
Окрестности по-прежнему выглядели сумрачно, не по-летнему. Свежий северо-западный ветер гнал низкие тяжелые тучи. Изредка доносились глухие раскаты грома.
Скромно поужинали пшеничной кашей с небольшим кусочком масла. Приходилось экономить продукты. Осталась их на 10—12 дней. Этого хватило бы для сплава по Анюю и кратковременного маршрута на Тардоки-Яни. Можно было рассчитывать также на «приварок» за счет охоты и рыбной ловли. Теперь же все намеченные планы менялась.
На следующее утро пришли Миша и Иван. Задержались они из-за наводнения. Всю долину Пади Моховой заполнила вода. Были затоплены не только косы, но и приречный лес и кустарник. Место нашей ночевки оказалось глубоко под водой. Вброд реку было не перейти, лошадей пускали вплавь.
Вдвоем с Иваном снова отправились к устью Первого Заура. Шли уже знакомым путем через базальтовое плато. За прошедшие сутки местность сильно изменилась. Уровень воды понизился почти до нормального. Остались только старицы и отдельные лужи на пойме. В главном же русле воды было много, нельзя было и думать о переправе вброд. Верхушки кос и отмелей уже открылись, но большая их часть все же находилась под водой.
Глубокие протоки переходили по стволам сваленных деревьев. Иногда для этого специально рубили небольшие ивы и ели. Повсюду гудел гнус, тучами висевший над обсохшими участками поймы. В середине дня наконец-то удалось добраться до стрелки в месте слияния Первого Заура с Анюем. Со стрелки хорошо просматривался «хвост» широкой галечниковой отмели на противоположном берегу Анюя.
Мы молча стояли, стараясь запечатлеть в памяти облик одной из крупнейших рек западного склона Сихотэ-Алиня.
Галечниковой отмелью обычно пользуются для отдыха удэгейцы при подъеме по Анюю. Именно здесь должны были ожидать нас батчики. Но никого не было видно. На всякий случай выстрелили дважды. Ответа не последовало. Развели костер и стали наблюдать за левым берегом, но никаких признаков человека не было.
Сделав на стволе чозении огромные, видимые издалека затесы и указав на них свое местонахождение, отправились в обратный путь. Вскоре заметили на противоположном берегу Первого Заура, среди густого кустарника под сенью огромных тополей и елей, заброшенное строение причудливой формы — двускатный навес из коры, поднятый на столбах.
Поразмыслив и вспомнив разговоры в Юге, пришли к выводу, что это прошлогодний лабаз Н. Н. Погольского. В нем должны храниться мука, соль и спички. Хорошее было бы для нас подспорье, но добраться туда из-за высокой воды было нельзя.
Уже в сумерки вернулись в лагерь. Товарищи очень огорчились нашими рассказами. Весь вечер у костра обдумывали дальнейшие планы. Ждать батчиков сложа руки было бессмысленно. Оставалось своими силами организовать сплав по Анюю до Амура.
Решили строить бат. Для этого и оставался с нами Иван Камандига. С ним мы должны спуститься по Анюю до поселка Троицкого. Мы обязались организовать его возвращение на Самаргу или через Хор, или
