– Уже прекратил.
– Вот и хорошо, Боб. Я не сомневался, что вы с этим покончите. Кстати, – усмехается он, заговорщически подмигивает и дружески сжимает мой локоть, – они куда лучше вечерами.
– Ха-ха.
Мои отношения с Артуром Бэроном почти неуловимо меняются, наши разговоры становятся непринужденнее. Я держусь хитро, осторожно, дипломатично и ни словом не выдаю, что заметил эту перемену. Я всегда обладал особым даром – даром лакея – угадывать, чего от меня хотят те, кто выше меня (Грин мне начальник, но он не выше меня. Кейгл – ни то ни другое), и врожденным актерским уменьем искусно показать им, что я оправдываю их ожидания. (Мне присущ и лакейский страх потерять эту способность – вдруг не сумею скрыть собачье стремление угождать и меня выгонят с работы? Тем же сейчас снова страдает мой подчиненный Холлоуэй: пристает к людям, ходит за ними по пятам, назойливо прислушивается, чуть не насильно добивается внимания, похвалы или снисходительного укора. Скоро у него опять будет нервный срыв. У таких всегда повторяются нервные срывы. Не знаю, почему им непременно надо опять возвращаться на службу. Холлоуэю нельзя доверить сколько-нибудь серьезное дело, ему не хватает дара утонченного раболепства, каким наделен я.) Я знаю, Артур Бэрон не хочет, чтобы мы опять пригласили его к себе. Моя жена этого не понимает.
– Я уверена, его жена ждет, что мы их позовем, – опять и опять озабоченно повторяет она. – Они уже два раза приглашали нас к себе с тех пор, как сами у нас были. Даже три раза, если считать то приглашение на коктейль в честь Горация Уайта. Я никак не ждала, что меня туда пригласят.
– Артур Бэрон никаких наших приглашений не ждет.
– Мне так неловко будет, если я с ними случайно встречусь.
– Уверен, что не ждет.
– Очень рада. С удовольствием в ближайшее время пригласила бы к нам людей приятно провести вечер. Очень рада, что в этом нет необходимости.
Артур Бэрон живет недалеко от нас, его дом куда лучше, и район Коннектикута куда роскошнее, чем наш, хотя и мы устроились очень недурно. У него больше участок. (У меня один акр земли, у него четыре.) Почти все мои ближайшие соседи, видимо, зарабатывают больше меня. Я живу сейчас в самом подходящем окружении; а когда меня повысят в должности, опять-таки переселюсь в такое место, где вокруг будут люди, которые зарабатывают больше меня. Это называется движение по восходящей – могущественная сила в жизни современного американского города, так же как и еще одна могущественная сила в жизни современного американского города – движение по нисходящей. Эти силы препятствуют застою. Если уж мы оторвемся от земли, то взлетаем и падаем, точно фрисби,[5] с той разницей, что взлетаем медленней, а падаем быстрее. Я сейчас на пути вверх, Кейгл – на пути вниз. Он движется быстрей. Только в Америке взлет и падение возможны одновременно. Взять хотя бы меня. Я взлетаю ввысь, точно кондор, и в то же время разваливаюсь на части. Может быть, так случается и в России, не знаю, я ведь там не живу. Все реки на свете, все без исключения, текут с севера на юг и впадают в море. За исключением тех, которые текут иначе, а законы сохранения энергии и материи строго и нелицеприятно устанавливают, что энергия и материя не могут быть созданы из ничего (sic!) и обращены в ничто (sic!).
А какое все это имеет ко мне отношение? Когда врач сверлит мой больной зуб, я от этого страдаю сильнее, чем буду страдать от рака жены, если она когда-нибудь заболеет раком. И какую бы обувь я ни носил, всегда у меня на мизинце правой ноги, на одном и том же месте, мозоль.
За последние два с половиной года Артур Бэрон уже раз шесть приглашал нас к себе ужинать (и ужины у него всегда тощие. Мы приходим домой голодные). А у нас он ужинал только один раз. Мы славно проводим время. У него обычно бывает еще только кто-нибудь один из нашей Фирмы, с кем я знаком, а может быть, и не знаком, да три вполне приятные супружеские четы, никак не связанные с нашей профессией. У него в столовой за столом места как раз на двенадцать человек. Вечера эти проходят спокойно, и гости откланиваются еще до полуночи. У него в доме никто никогда не заговаривал о Дереке, а даже зайди такой разговор, мы, пожалуй, без особой неловкости могли бы его замять. В этом доме не обсуждают ничего неприятного, не упоминают о чьих-либо несчастьях. А если там не кормят досыта – что ж, это досадная подробность, с которой мы миримся, потому что нам обоим нравятся Артур Бэрон и его жена и нам приятно у него бывать, хоть мы и чувствуем себя там не очень уютно. Жена его – женщина без претензий, с нею нам почти легко.
Артур Бэрон с женой ужинали у нас почти год назад (в самом деле, как летит время!). И мы устроили чересчур обильный ужин. У нас в доме люди всегда наедаются сверх меры. Мы любим предлагать гостям на выбор несколько мясных блюд и несколько сладких. И любим показывать, что сами отнюдь не страдаем отсутствием аппетита и умеем щедро угощать. Моя жена тогда беспокоилась – вдруг они сочтут это за намек и упрек.
– Другие пускай принимают гостей, как хотят, а ты, дорогая, делай по-своему, – подбодрил я ее.
Вечер удался на славу. Чутье подсказало мне, что это самое подходящее время их пригласить. (Однажды мы было пригласили Грина. Он заявил, что не имеет ни малейшего желания у меня ужинать, и мы вздохнули с облегчением.) За Грином водится вот такая оскорбительная откровенность, а после вспоминаешь о ней с облегчением. Я поступил очень благоразумно, не приглашая кого-то нарочно для Артура Бэрона. (У нас и так было немало гостей.)
– Что скажете, Боб?
– Привет, Арт. Мы зовем кое-кого поужинать в одну из суббот недели через три, через месяц. Будем рады, если и вы с Люсиль придете.
– С удовольствием, Боб. Только проверю, не заняты ли у нас эти вечера.
– Отлично, Арт.
В тот же день, еще до полудня, его жена позвонила моей и сказала, что у них обе эти субботы свободны и им очень приятно, что мы о них вспомнили.
Они засиделись допоздна, ели и пили больше, чем мы могли ожидать. (Я и сейчас ломаю себе голову, почему же они так скудно кормят своих гостей. Наверно, к тому времени, когда мы приходим от них домой, они уже и сами голодны.) Я смешивал терпкие коктейли, которые всем понравились, и настроенье сразу же стало приподнятое. Я казался себе таким же изысканным, как коктейли, которые смешивал и наливал. Мельком поглядывал на себя в зеркало: да, я выглядел весьма изысканно. Изысканная улыбка играла у меня на губах. (Я тщеславен, как павлин.) Из нашей Фирмы больше никого не было. Пришли юрисконсульт из одного издательства, сценарист телевидения, профессор экономики, специалист по электронно- вычислительным машинам, владелец небольшой рекламной фирмы и очень симпатичный специалист по арбитражу в одной из ведущих фирм-посредниц – о его работе никто из нас толком ничего не знал, и всем нам (на минуту) стало очень любопытно. Жены все оказались веселы и недурны собой. Не смолкали оживленные разговоры. То и дело вспыхивал смех. Моя жена, когда ее спрашивали, охотно делилась кулинарными рецептами. Бэроны уходили чуть ли не последними.
– Спасибо, Боб. Мы чудесно провели вечер.
– Спасибо, Арт, я очень рад, что вы пришли.
Мы с женой, счастливые и разгоряченные успехом, занялись любовью. В самом деле, вечер удался на славу, но я чувствовал тогда, чувствую и теперь – так подсказывает мне чутье, – что очень нескоро нам можно будет опять пригласить Бэрона, хотя в этот раз приглашение оказалось более чем уместным. Моя жена, добросовестная прихожанка конгрегационалистской церкви, никак этого не поймет: в вопросах долга и гостеприимства ее наставляет священнослужитель. Но я-то, как заведомый республиканец, лучше разбираюсь в правилах служебного этикета.
– Почему его не позвать? – настойчиво и даже с оттенком нетерпения спрашивает жена. – Разве ты с ним не ладишь?
– Мы прекрасно ладим.
– А ты не думаешь, что они и сами хотели бы прийти?
– Сейчас не время.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Мне чутье подсказывает: надо повременить. Если хочешь звать гостей, устраивай ужин без Бэронов.
