Собрание сочинений

дух любовью к наукам и добродетели:

       Живи уединенно,
       Когда тебе приятно,
       Живи, мой друг любезный!
       Ключи, с горы биющи,
       И чистые потоки,
       Леса, поля широки
       Твой дух утешат боле,
       Чем здешние забавы.

(VII, 251)

Когда Хлестаков в доме городничего говорил дамам, что 'деревня тоже имеет свои пригорки, ручейки', он повторял ставшие избитыми фразы эпигонов сентиментализма, дававших знать о себе читателю и в тридцатые годы XIX века. В стихах Хераскова, сочиненных шестью десятками лет ранее, мы встречаемся с истоками этой темы, что должно быть особо отмечено. Тут начала усадебной поэзии дворянской литературы, и ее, как и многое, начинает Херасков. Жанр дружеского послания, столь характерный для; творчества поэтов-романтиков, уже намечается Херасковым в стихотворении 'Искренние желания в дружбе', где найден непринужденный тон сентиментальной беседы с другом, включившей в себя обязательные для Хераскова элементы морализма.

Этот морализм с годами все более и более заполняет произведения Хераскова. В 1764 году выходят его 'Нравоучительные басни' в двух книгах — пятьдесят написанных разностопным ямбом назидательных стихотворений о том, что нужно избегать дурных поступков и обходиться с людьми по-хорошему. В 1769 году Херасков напечатал 'Нравоучительные оды' — сборник стихотворений, посвященных этическим проблемам, людским отношениям, вопросам элементарной морали общежития. Ровные, спокойные стихи, лишенные ораторской интонации, были построены в форме задушевной беседы с читателем.

В этой книжке Херасков собрал тридцать две 'нравоучительные оды', и, если посмотреть на заглавия их, смысл титульного листа получит полное объяснение: 'Благополучие', 'Суета', 'Тишина', 'Богатство', 'Злато', 'Честь', 'Терпение', 'Гордость', 'Родство', 'Умеренность', 'Наказание', 'Беспечность' и т. д. Херасков учит тому, что все земные блага ничтожны по сравнению с небесными и что только добродетельные люди живут в душевном покое, мирно готовясь к переходу в лучший мир:

       Так знать, что счастье наше
       В сем свете только сон.
       Есть мир земного краше;
       Какой? — на небе он.

(VII, 346)

Человек жалок и ничтожен перед лицом вселенной, его бессилие что-либо исправить в земной жизни — очевидно. Да и нужно ли думать об этом, если известно, что смерть все равно неизбежно наступит?

       Хоть зришься счастья в полном цвете,
       Хоть славишься во свете сем,
       Пылинка ты едина в свете,
       Невидимая точка в нем.
       Ты прежде был и будешь прахом,
       Ничто тебя не подкрепит;
       Хоть кажешься вселенной страхом,
       Тебя со всеми смерть сравнит.

(VII, 311)

В связи с ростом капиталистических отношений в русской литературе шестидесятых годов XVIII века заметное место начинает занимать тема денег. Власть их все отчетливее сознается, но отношение к ней у писателей различных социальных слоев неодинаковое. Бедняк-разночинец Михаил Чулков чувствует себя вполне удовлетворительно в мире рыночных отношений, купли-продажи. В журнале 'И то и се' (1769) он пишет о том, что 'всякая вещь свою имеет цену', что 'прибыток имеет силу и все перевершит'. Перед 'неопрятным' крестьянином, имеющим деньги, тщеславный гражданин примет на себя образ крестьянина, а сам крестьянин становится равным боярам — 'будет боярином перед боярином'. Панегирик деньгам поместил Василий Рубан в журнале 'Ни то ни се' (1769, лист 9):

       Можно ли нищество
       Деньгам предпочесть?
       Деньги лучше средство
       В свете все обресть…

Херасков в своей лирике также не раз касается темы денег, не заметить ее он не может, однако говорит он о 'злате' всегда с отвращением. Проповедник счастливой умеренности и философского спокойствия, Херасков должен заявить, что

       Злато влияло
       В смертных вражду;
       Пользою стало
       Всем на беду.

В идеальный мир, создаваемый поэтом, врывается практическая жизнь, не считаться с ней невозможно, и потому рассуждения о тщете богатства Херасков заключает меланхолической строфой:

       Однако может ли на свете
       Прожить без денег человек?
       Не может, изреку в ответе,
       И тем-то наш и скучен век.

Ничто его как будто не веселит, он не может оторваться от мыслей о смерти, уничтожающей все живое. В числе 'нравоучительных од' нет ни одной с заглавием типа 'Радость', 'Веселье', 'Дружба', 'Любовь',