В тот день я родился,когда господь занемог.И знают все, что родилсяи рос и не стал добрейно никому неведомдекабрь моих январей.Мои тайники пустыеглубоко погружены,и что-то в душе зияетпод куполом тишины.Однажды она звучала —и голос был как ожог.Ибо в тот день я родился,когда господь занемог.Слушай же, слушай, брат мой…Ладно. Пора обратно —взвалив декабри на плечи,свалив январи у ног…Ибо в тот день я родился,когда господь занемог.И знают все, что живу я,жую свой хлеб… И не знают,откуда она, моя злая,моя гробовая тоска, —как ветер, распутанный Сфинксом,назойливым духом песка.И знают все… И не знают,что Свет от чахотки тает,а Мрак откормлен и горд,и всех нас венчает Тайна —наш горький и вечный горб,певучее грустное бремя, которое нам обещаетневедомый Южный пролив за пределами наших дорог…В тот день, когда я родился,господь занемог.Господь тяжелозанемог.
Одиночка в четыре стены,о, коробка в четыре стены,безнадежная вечная цифра!Четвертует четверка угловвсе четыре конечности телачетверней ежедневных оков!Где ты, ключница с лаской ключей?Если б ты увидала, как вечно,несомненно и ровно четыре!Если б мы оказались вдвоемпротив них, четверых. О, скажи мне,ты б ни разу не плакала, правда?!Ах, застенок в четыре стены!Две из них, что гораздо длиннее,этой ночью меня истерзалитенью двух матерей уже мертвых,но ведущих вдоль бромистых склоноводного и того же ребенка.Остаюсь я с протянутой — правой,в ней усилия левой и правой,двух, разъятых насилием, рук.О, ищу я третейскую руку,чтоб она приласкала на ощупьискалеченность духа и тела,заточенных в пространство и время.
